Лошадиная песнь

   "А вы знаете, как переводится "Лашате ми кантаре?" - спросила подруга, которая после первого курса перешла на ин.яз. 

   Насчёт "кантаре" мы сообразили быстро, учили латынь. Петь. Что касается "лашате"... "Лошадиная песнь!" - сказали почти в один голос. Кроме латыни, мы были в то время, ещё и очень остроумными.

   "Все так переводят", - засмеялась наша подруга с ин.яза.

А значит, что-то в этом есть. Во всяком случае, лошадь хочется именно воспеть. С неменьшей силой воспеть коня. Разгуливает ли он на деревенском просторе, бродит ли в пустом манеже конно-спортивной школы. Гнедой и независимый. Такой стройный, грациозный, что требуется время: понять про коня. Что конь утрачен. Для большинства людей в мире конь абсолютно закрыт. И даже внушает опаску: если близко подойдёшь, обязательно ударит копытом.

   Как будто коню делать больше нечего.

Конь утрачен как древнее знание. Посмотрит он на глазеющих людей и отвернётся. Как будто никогда и не были заодно. Не спешили гонцы с дурной или доброй вестью. Не растили руками хлеб.  Не летали на птицах-тройках туда, где не дают ответа.

   Да ведь можно самому придумать ответ, и не один. Пока мелькают вёрсты полосаты - одну думу думаешь; можно даже в стихах. Остановился коней переменить - другая дума настигает. Про станционного смотрителя и дочь его Дуняшу. Глядишь - и готово классическое произведение литературы. 

   А то можно ещё поехать из Петербурга в Москву. За две недели вполне управишься, и снова шедевр истинный готов, на радость девятиклассникам всех грядущих поколений. На "Сапсане" за четыре часа нипочём не управиться. Ни деревеньки не разглядеть в окно, ни человеческой истории. Некогда стало писать шедевры. Нужно добраться побыстрее из пункта А в пункт Б, и там уж начнётся настоящее путешествие. Только присматриваться всё труднее - дней-то мало, нужно отдохнуть как следует. 

   Коня утратили. Разучились петь лошадиные песни.

Мир за спиной

   И вот осенью, когда мысли должны усиленно проситься к перу, а перо к бумаге, когда слова должны течь особенно свободно, повстречалась мне песня эвелнов. Малый северный народ, сродни эвенкам. Не сама то есть песня, а её перевод в книге В. Серкина "Хохот Шамана". Под примерным названием "Мир за спиной".

Как только отвернусь,

За спиной происходит странное:

Все предметы меняют очертание и характер,

Мир становится другим.

Только настоящие люди остаются людьми,

А ненастоящие меняются, как вещи.

Как бы быстро ни обернулся,

Они успевают раньше.

Что происходит с миром,

Когда его не видит настоящий человек?

Есть ли горы, море? Это может быть опасно.

Очень интересно узнать.

   Долго не могла я уйти с этой страницы. Как будто удалось обернуться очень быстро и увидеть себя настоящую. Ведь так всё и было.

   В детстве я была убеждена в том, что за моей спиной происходит что-то недоступное. Творится какой-то другой, отличный от нашего, мир. Населённый не обязательно дружелюбными существами. Впрочем, и не враждебными. А такими примерно, как инопланетяне-наблюдатели. Ничего плохого они нам не сделают, но и на помощь в случае чего не придут. Они не вмешиваются, и от этого ещё страшнее. Особенно если на улице уже стемнело, а дома никого нет. И свет горит везде, где только можно, но от этого не легче. Я знаю, я боюсь спиной. И когда уверенность достигает предела, резко оборачиваюсь...

   Ну, конечно. Они опять успели. Притворились домом. Моими вещами, игрушками, героями лучших книг, не обязательно со счастливым концом.

   Потом я выросла и поняла, что всё это придуманная воображением чепуха. А теперь опять оказывается, что это правда - насчёт мира за спиной. Вот и эвелны заметили.

   Про песни малых и северных есть распространённое мнение, что они сложены по принципу "что вижу, о том пою". И вроде как это признак примитивного искусства. То ли дело ветвистые метафоры, глубинные слои текста, интертекстуальные связи, заумь, которой посвящены учёные тома... У всех своё видение. И уже непонятно, что это такое: просто видеть.

   Я долго не могла уйти с той страницы. Столько всего написанного за моей спиной - целый мир. Только вот есть ли там настоящее, которое не меняется? Или оно всего лишь успевает раньше? Очень интересно узнать.

 

Как обычно

   А передо мной зашёл в пекарню пожилой мужчина.

 - Вам как обычно? - спросила его девушка-продавец.

   И батон тот на полке есть. И буханка, ещё специально горячая. Место здесь очень и очень прохожее - площадь Лунинцев. Много людей. И город велик настолько, что ни одна картинка не выпадает в его калейдоскопе дважды. А вот человеку, пожалуйста, как обычно. Он может быть жителем соседнего дома, он пришёл за тем самым хлебом. И жизнь сразу стала чуть-чуть яснее и проще. Так всегда бывает, когда поиск завершён.

   Как обычно. Слово простое, как горбушка и краюшка. И такое же необходимое. Такой же трудный у него путь - от зерна и земли, в поте лица. И хорошо, если урожай. А если засуха, град, саранча?  В год, когда как обычно не уродилось, скребут по сусекам, метут по коробу. Испекут покруглее, остывать на окошко поставят, а оно и покатится куда глаза глядят.

   Неуловимое слово. Звери его на пути стерегут, в том числе хитрые. И всё же оно крепкое и находчивое. Оно держит и продолжает мир. И вот уже все жители до единого знают, куда идти, чтобы им упаковали как обычно. И так будет. Никто - ам! - и не съест. Не о чём беспокоиться. И завтра, и послезавтра, и всегда будет вовремя испечён заветный батон.

   Как обычно. Пока толком не распробуешь, кажется, что слово это скучное. Серое и неподвижное. Но вот когда пройдёт много засух и урожаев, и больших урожаев, и, может быть, даже премия за самый налитой в мире колос... Вдруг потянет встретить своё как обычно, которое с песней болтается где-то по большим и малым дорогам. И чтобы спросили. И чтобы дом был поблизости, и стоял.

Дополнительная вечность

   Маркеры ослабли, и уже с трудом, совсем плохо и бледно различимо писали на белой, рабочей моей доске: "Держа кувшин над головой, грузинка узкою тропой сходила к берегу." Грузинка сходила, что делая? На протянутой к деепричастию стрелке нужно очень чётко прописать вопрос. Да, мелкими буквами, но максимально чётко, потому что на следующей неделе у вверенного мне Лаврентия контрольная по русскому. 

   Что делая? Держа над головой. Деепричастный оборот, как известно, является обстоятельством (под-чёр-ки-ваем штрих-пунктиром) и во всех случаях выделяется на письме запятыми.

   Но это мне известно. А к Лаврентию, когда он будет спать, явится брат волшебника Оле-Лукойе (тоже Оле-Лукойе, только со знаком минус) и большим школьным ластиком, кохиноровским со слоном, аккуратно сотрёт из лаврентьевской памяти и кувшин, и грузинку, и проклятый, чётко прописанный вопрос. И слишком ясно увижу я во вверенных мне глазах, что вообще никогда не пригодятся в жизни их хозяину ни деепричастный оборот, ни все эти "Мцыри", а Лермонтов уж и подавно.

   Может случиться так, что и правда не пригодятся. Живут и без Лермонтова люди, сколько угодно. А без деепричастных оборотов и до ста лет живут. И всего моего словарного запаса не хватит, чтобы объяснить разницу между тем житьём и этим. Ладно, давай повторим ещё раз...

   А маркеры ослабли настолько, что не дотянут и до конца недели. Они хорошие и долго прослужили, и очень верно. Но попиши-ка столько причастных и деепричастных оборотов, столько однородных членов, сделай столько полных синтаксических и иных разборов.

   Я вспомнила, как в детстве мы заправляли уставшие фломастеры. Зубами откупоривали крышечку и заливали внутрь одеколон. На какое-то время оживал даже жёлтый.

   Так, ну зубы-то у меня не казённые, а родные, и хочу, чтобы они таковыми остались. Можно попробовать кухонными ножницами... 

   Не было у маркера никакой крышечки. Так, а если просто стержень в воду окунуть? Слегка. Маркеры ведь на водной основе? А в книге сказано, что подобное следует лечить подобным.

   Когда-то в школе, с первого урока химии, я решила для себя, что вот эта наука мне в жизни точно никогда не понадобится, и вся эта таблица, а Менделеев уж и подавно. И вот в неожиданный момент получила изящнейший из уроков.

   После осторожного погружения в воду чёрный маркер, самый сильный на фоне остальных, перестал писать абсолютно. Полностью. Вообще.

Как так-то? А вот так. Вывод: маркеры для белой доски оживить нельзя. Даже касторкой.

   В магазин я, к счастью, ещё успевала. Отдел канцелярии - это всегда лавка чудес. "Вечный карандаш с дополнительным стержнем"! Вот тоже кто-то думал, что русский язык ему никогда в жизни не пригодится. У каждого своя тема для дум. Только дополнительной вечности потом никто уже не даст. Да и та, что есть, какая-то не очень вечная.

   А маркеры я выбрала самые лучшие. На много оборотов хватит. На километры самых разнообразных оборотов.

Взгляд на гриб

   Шампиньоны в упаковке такие ровные, как будто на них посмотрели. Это у нас в детстве было такое поверье: если посмотреть на гриб, то он больше не вырастет. Не скажу, что я верила, но с другой стороны... Гриб тоже можно понять. Только он поднялся на рассвете, таинственный и нежный, из душистых недр лесных, только вздохнул всем грибным телом: здравствуй, мир! И вдруг - жадные, азартные, проникающие под любой лист, под любую хвоинку, глаза грибника. Как-то это всё неприятно, грубо. А грибы ведь очень ранимые, странные. Грибы себя ищут меж растений и зверей. И не находят, потому и царство у них собственное. И всё, и не лезьте в душу.

   Нет, лезут! Идут со своими палками, ножами и корзинами. Идут на рассвете в сапогах. Смотрят, ненасытные. И как тут не перестать расти? Ведь это потрясение для шляпки и для ножки. Стресс.

   Не скажу, что я верила. Но как проверить? В один и тот же лес, как в реку, не ступишь дважды. И гриб тебя ждать не будет. Почему-то я это знаю точно: не будет ждать гриб, рождённый дремучим, вольным лесом.

   Вот шампиньоны из упаковки - другое дело. Выращивают их промышленно, на каких-то сумрачных фермах. А специальный человек, в должности взирающего на шампиньоны, приходит в определённый день и час, когда грибы достигнут нужного, одинакового размера, и смотрит. Готово. Партию можно срезать и отправлять в сеть магазинов.

   Где учат взирающих на шампиньоны, я не знаю. Это редкая профессия. Тонкая и чувствительная. Не всякого стобалльника ЕГЭ примут на тот факультет, там как-то по другому отбирают и собеседуют. Там с грибом должен быть симбиоз.

   Очень приятно режутся одинаковые шампиньоны для супа. На четыре части, или тонкими пластинками, в точности похожими друг на друга. Целая доска плоских грибов. Аромат от них исходит очень тонкий, а в супе будет ещё тоньше. Они ведь не лесные, тревожные, и точно знают, для чего появились на свет. Нашли себя и не боятся ничьих взглядов. Без комплексов и депрессий, один к одному. Идеальные представители царства.

   А...зачем тогда ходят люди на рассвете в сапогах и с корзинами? Зачем смотрят, не обученные ни на каких грибных факультетах?

Конец авангарда

   За год календарь становится родным. Утром каждого нового дня первым делом я смотрела не в зеркало, а в календарь. В принципе, говорил он примерно то же самое, что и зеркало, только мягче, деликатнее. Всего на один квадратик, на одно деление - вперёд.

   Я передвигала на один квадратик вперёд. Раз в месяц отрывала сразу три страницы. Как маску, под которой обнажался какой-нибудь новый, неизвестный ещё июнь или октябрь. И вот уже настоящее время ушло куда-то вверх и стало прошлым. А ближайшее будущее открылось, и стало ясно, что день рождения подруги придётся точно на вторник. Я бы и так ни за что не забыла, но с календарём спокойнее.

   Замечательный человек придумал эти длинные календари, которые показывают сразу три куска времени. А ещё один кусок - январь - в подарок тем, кто не успел вовремя обзавестись следующим календарём. Или кому вдруг не подарили. 

   Как мне. И раз уж так вышло, нужно срочно купить новый, пока есть ещё в запасе январь. Чтобы место на изнанке входной двери не осталось пустым - как провал дома, как безвременье без квадратиков, пятниц и без лица.

   А это совсем не простое дело. Потому что красивых, родных календарей в мире мало. А некрасивых - много. Насилу попадётся после многочисленных попыток какой-нибудь авангард, мелькнёт геометрия Малевича, плотно набитая фигура жёлтого человека. Хорошо и неожиданно срифмуется с блокнотом "Авангард", в котором я буду писать подряд 365 дней. На очень подходящей, желтоватой плотной бумаге. С очень  подходящими картинками там и тут. Но пустого пространства больше.

    Когда-то я бы написала на такой бумаге письмо. Может быть, даже в декабре. Декабрь очень подходит для писем, для настольной лампы, для долгих взглядов в очень короткие сумерки, для кусания колпачка авторучки. Так ложится на бумагу всё самое главное. Так запечатывали, так опускали в ящик. Так начинали ждать. Декабрь очень подходящий для этого месяц - чтобы ждать...

   Но кто теперь пишет письма, даже на плотной желтоватой бумаге? Вот и я не пишу. Так что-то, в блокноте, для себя. Про себя. Непонятно зачем. Чтобы они подошли  к концу вместе и вовремя - календарь и блокнот? Ещё одна прожитая геометрия - изобилие квадратиков, пересечение прямых и странно набитых людей.

   И новое, будущее нужно тоже так выбрать - чтобы совпало.

  

Поразительные предметы

   О поразительных предметах нашего мира не хочется писать много. Они и без того сильные. Печка в чистом поле. Качели на берегу Ледовитого океана. Всё это предметы пограничные, наполненные каким-то ещё, вторым смыслом: обогреть Вселенную, заглянуть за горизонт...

   Кровать в траве я бы тоже отнесла к таким предметам. Одиноким и сильным. Рядом будут дачные домики - целое сообщество - а кровать сама по себе. Оплетённая травами, поросшая ромашками. Повязанная по всем четырём ногам очередным летом - временем коротких, крепких и свежих снов.

   Но никто больше не смотрит те сны. Никто не хочет спать на таких кроватях. Никто не хочет доверить свой единственный и очень уязвимый позвоночник, свой тревожный современный ночной покой этой ржавой продавленной сетке, которая скрипит, дребезжит, стонет. Конечно, такую кровать нужно вынести прочь.

   Рядом с кроватью заросла травой и ромашками голубенькая облезлая тумбочка, тоже из прежних. Тянет приоткрыть дверцу и заглянуть в темноту - что там? Уж не Нарния ли какая?

   Нет, не Нарния. А простые и беззащитные ничьи вещи: изящный фарфоровый чайничек без крышки, заслуженный алюминиевый ковшик - черпать из ведра колодезную воду. Или "поддавать" кипяток на раскалённые камни и без того невыносимой бани...

   Здесь никто не смотрит сны, не пьёт чай. Поразительные вещи не требуют многих слов - всё понятно и так. А тонкий, второй смысл кровати без дома есть такой: оттолкнуться ногами от скрипучей ржавой сетки, ещё раз, ещё... Выше! Взлететь в другое измерение, где...

   Где в уютной тумбочной темноте рядом с чайничком под крышкой стоит блюдо с нескончаемыми пряниками, ваза с неиссякающей карамелью "Дубок". И никогда не хочется спать. И нет ещё в помине никакого позвоночника.

Гриб дома

   Всегда меня привлекало огромное, сложное и таинственное царство грибов - не то растений, не то зверей. Хотелось, чтобы и дома был постоянно какой-то гриб - не то растение, не то питомец. Только не плесень, конечно. Особенно злобная, цепкая высшая чёрная плесень. Умная, безжалостная. Которая ведёт с человеком борьбу за территорию жизни. Не подойдёт и робкая продуктовая плесень, которой больше всего по душе забытые в шкафу батоны. Нужно очень чутко уловить момент и почти уже вырвать батон из простёртых к нему нежных и пушистых объятий. Срочно нарезать батон кубиками, посыпать батон солью, побрызгать растительным маслом. Спасти в духовке.

  Какие-то есть тысячелетние вещи, сказанные не мне, а какому-то моему далёкому предку в очень далёком времени. Я спокойно выбрасываю любую еду (испортилась, с кем не бывает?), а перед хлебом почему-то всегда неловко. Поэтому я стараюсь по возможности не пропускать момент.

   Нет, плесень мне решительно не подходит. И жизнь съедобного гриба недолговечна. Чуть дольше продержался когда-то очень давно белый живой тоже гриб, который очень хвалили мои старшие коллеги. И однажды мне тоже была торжественно передана маленькая баночка, в которой плавал чудо-гриб. Я была тщательно проинструктирована: залить гриб свежим молоком,через сутки большую часть получившегося напитка (лечит от всех болезней) вылить в стакан и выпить, банку снова заполнить молоком. И так ежедневно.

   Болезней никаких у меня не было, но гриб я приняла. А вдруг заодно от чего-то ещё поможет? Начала я неплохо, и гриб тоже был всем доволен и очень быстро увеличивался в размерах. Его пришлось разделить на две банки, потом на три... Гриб становился похож на письмо счастья, которое нужно переписать двадцать раз. Напиток от всего не лез уже в меня ни утром, ни вечером. Поэтому с грибом пришлось расстаться. Как я теперь понимаю, напиток от всего был какой-то разновидностью кефира. Со времён белого гриба я больше не пила кефир ни разу.

   А в постоянных грибах прочно обосновался в моём доме трутовик. Гриб-паразит. Он и в самом деле паразит, он мешал жить берёзе. Летом я оторвала его от ствола - плавный, приятный для глаза. Через некоторое время паразит высох, стал лёгким, полностью древесным и декоративным. Он очень украсил быт. У трутовика есть и другое, мягкое название: берёзовая губка. Говорят, что он только деревьям мешает, а людям, наоборот, помогает от всего. Но лучше пусть просто лежит себе на полке.

Держись за миг

   Этот первый снег давно ушёл, и опять вернулось бабье, которого и не чаяли уже, лето. Такой же в точности день, как много лет назад, когда я переходила в этом самом месте эту самую улицу, а на рынке меня ждали яблоки всех сортов. Такой невероятно бабий был день, что я запомнила его словами, которые сгодятся и теперь: "В середине осени - плюс двадцать! Листья пёстры, чем не мотыльки? Миг - и закричат: "Пошли купаться!" школьники, теряя рюкзаки..."

   И всё же, несмотря на двадцать, несмотря на бабье, мы стоим уже на другом берегу, потому что первый снег был. Первый снег пал и подчеркнул, и перечеркнул белым. Это был мощный, оглушительный ночной снег. Он немедленно потребовал от детей самых толстых перчаток - лепить баб, но не тех, за которыми лето, а крепких, приземистых зимних баб. Это был снег, от которого синоптики теряют дар речи, и вместо дара остаются у них слова простые и очень уверенные. Про то, что такой снег выпадал в городе Новосибирске в последний раз примерно тысячу лет назад.

   Но каким бы он ни был - мощным или толстым - первый снег всегда делит жизнь на до и после. Как делит её булькающий, домовой звук пробудившихся от летней спячки батарей. И воздух в комнатах сразу становится другим, тихим и уютным. И так удачно вписывается в этот новый интерьер большой флакон увлажняющего крема для рук.

   Вот и наступило. Вот и пришло. Было до, стало после. Пространство, которое мы привыкли считать своей жизнью, так часто стало дробиться этими короткими словами, этими несамостоятельными, но безжалостными частями речи, что постепенно превратилось в миг. В тот самый, который между прошлым и будущим. За который нужно держаться изо всех сил.

Смотрите!

   И вот пошла я ещё в другой магазин - искать сахар. Я не верю своей руке, написавшей такое, но рука права. Штрих, без которого сюрреалистическая картина нашей жизни была бы неполной. Сахар испарился. Пока я хлопала ушами, все знали что-то тайное, нагрузили полные тележки, забрали даже белые пятикилограммовые, никогда никому не нужные мешки, увезли и теперь спокойны хотя бы в этом пункте. Они откуда-то знали, почему именно сахар, а я не знаю. Я спохватилась, когда закончилась сахарница, а нужно было, оказывается, запасаться. И все сметливые так зачем-то поступили.

   На привычной полке было пусто. Лишь в самой глубине ютилась одинокая упаковка фруктозы. А на полке соседней стояли маленькие толстые пакеты с надписью "Оладьи" - всё включено, в том числе и сахар. Можно купить вместо муки и печь. Так начинает работать смекалка.

   Конечно, без сахара человек может прожить очень долго. Может быть, даже дольше, чем с сахаром. Организм скажет спасибо. Но сначала он скажет много других, менее приятных слов.

   Так думала я, шагая в другой магазин по мартовской серой наледи, обязательной в нашем городе. Ровно два года назад я шла этой же самой дорогой, в такой же день, только в поисках гречки. И мне казалось, что вот наконец-то человечество достигло максимально ужасного в своём развитии. Сейчас оно как следует просамоизолируется и выйдет в обновлённый мир повзрослевшим, помудревшим, очень-очень много что осознавшим, с тенями под глазами от испытаний и дум. Вот оно и вышло. Ногами.

   А сторона там была солнечная. Одна посреди пронзительно ледяного города. Меня обогнала стайка дружных школьников - второклассников или третьеклассников. И один мальчик вдруг остановился как вкопанный и закричал радостно, изумлённо:

 - Смотрите!

   Что? Куда смотреть? Что там? Инопланетяне прилетели на Землю за материалом для диссертации?

   А там была капель. Простая человеческая капель. С крыши срывались очень тяжёлые частые капли и падали, падали, падали в крошечное прозрачное озерцо. Там начиналась весна. А я чуть было не пропустила её, в поисках сахара.

Время Босха

   Однажды я прочитала в журнале "Огонёк" странное стихотворение, которое сразу и навсегда запомнила наизусть. Неизвестного мне до той поры Павла Антокольского. Большое стихотворение на большом и очень белом глянцевом развороте.

Я завещаю правнукам записки,
Где высказана будет без опаски
Вся правда об Иерониме Босхе.
Художник этот в давние года
Не бедствовал, был весел, благодушен,
Хотя и знал, что может быть повешен
На площади, перед любой из башен,
В знак приближенья Страшного суда...

   Сама я в то время только ещё начинала сочинять стихи, и это был сильный, хороший урок: ускользающие, но вместе с тем очень точные рифмы, наполненная густыми красками интонация, как старшая, старая живописная картина. Как Босх.

   Вскоре родители купили мне альбом с его репродукциями и длинной, в половину книги, вступительной статьёй, которую я немедленно прочитала. Чтобы лучше понять этих страшных персонажей, этих существ, этих ногатых рыб и шагающих большими ступнями птиц. Зачем они? И весь этот мир, в котором как будто только такое и осталось. Как будто он вылупился из гигантского яйца, которое мы считали... Пусть не прекрасным, это чересчур. Обыкновенным, привычным, округлым. А вышло-то вон как. Треснуло, и он вылупился.

   Так Босх проник в мои клетки, постепенно перешёл в хроническую форму. Иногда обострялся, и я знала, чем его заглушить.

   Но вот однажды приходит такой Босх, что больше не остаётся слов. Все знакомые, прежние слова уже не в силах называть людей и предметы. Они бессильны и выдохлись. Нужно теперь придумывать какие-то новые слова - для новых фраз и, может быть, даже каких-нибудь новых стихов.

Сосны останутся прежними

   В лесу Академгородка на карте обозначено: тропинка академика Лаврентьева. Вот здесь учёный когда-то и прогуливался, заложив руки за спину или с тростью, в валенках или в летней шляпе. Ни на минуту не переставал думать о своих великих научных открытиях, каждое из которых непременно сделает мир лучше. Бродил в лесу академик, протаптывал тропку, открывал новые законы.

   Теперь на той тропинке разгуливают ровно три белки. Делают резкие и лёгкие движения, летают в тонких ветвях, по своим собственным законам. А мир, несмотря на все открытия самых лучших академиков, не спешит становиться лучше. Он тащит, упорно и тяжело, второй свой месяц две тысячи двадцать второго года. Редкое сочетание одинаковых цифр, так и напрашивается, чтобы его объявили очередным, теперь уже самым настоящим, гарантированным концом света.

   Свой первый конец света я пережила ещё в школе. Им пугали, его обещали, и было даже любопытно: как оно будет? Уроки-то, я надеюсь, по такому случаю отменят? Особенно две геометрии подряд. Иначе это не конец будет света, а сплошное надувательство.

  Ничего не отменили, обманули. Все продолжали жить вечно, учительница химии по-прежнему не болела вообще никогда, и сухая немка, которой в автобусной давке сломали руку, без опозданий приходила к нулевому уроку, прямо вместе с рукой.

   Потом постепенно случилось ещё несколько концов света, и Земля всё никак не могла толком налететь на небесную ось. А самый верный, по исчислению философических таблиц, конец я решила встретить в театре, чтобы хоть обстановка была возвышенной. И - снова ничего, кроме Фёдора Михайловича Достоевского.

Рыбы плывут

   В конце февраля на ум любят приходить рыбы. Иногда совместно с Бродским.

Рыбы зимой живут.
Рыбы жуют кислород.
Рыбы зимой плывут,
задевая глазами
лёд.
Туда.
Где глубже.
Где море.
Рыбы.
Рыбы.
Рыбы.
Рыбы плывут зимой.
Рыбы хотят выплыть.
Рыбы плывут без света.
Под солнцем
зимним и зыбким.
Рыбы плывут от смерти
вечным путём
рыбьим...

   Зимой на остановившихся белых реках я видела узкие тропинки, по которым если пойти, обязательно приведёт к маленькой лунке, подёрнутой тонким льдом. Здесь был тот, кто думал о рыбе. Какой-то призрачный человек сидел долго и неподвижно, подложив под ноги в толстых унтах оборванную с края картонку. Куда он делся потом, никто не знает.

   Мне казалось, что рыбачья лунка должна быть широкой, вдруг попадётся кто-то очень крупный, может быть, говорящий человеческим голосом. А на самом деле она маленькая, чуть больше волчьего хвоста. Как дверной глазок в холодный, медленный, текучий мир, полный странных существ с удивительными глазами. Нет им начала и нет им конца. Где-то там зависают в толще разнообразные обтекаемые тела. Очень много видов.

   Рыбы приходят на ум в феврале. Незадолго до настоящих весенних ветров, шествия льдин, острых запахов нового мира. Чтобы в запасе было несколько дней подумать о вечности и текучести. О том, как проходит и эта зима, становясь навсегда временем нашей жизни.

Коллаж Эвелины Васильевой

Антиплод

   Кажется, что сейчас любой плод, в любое время года, не может броситься в глаза - будь он хоть какой авокадо или помело. Но этот бросился. Прямо вкатился в мои глаза маленький аккуратный арбуз, такой идеально гладкий, будто выращен не из земли, а сработан из малахита Данилой-мастером. Только узор нездешний. Не нашего солнца полоски. Да у нас такого сильного, так долго жаркого и не бывает никогда, чтобы наточить полностью одинаковых, ровных, как надувные мячики, и в то же время, не игрушечных, а живых арбузов.

   Вот из-за этой нездешности мне один мячик купить и захотелось. Не то чтобы для еды (что там есть-то?), а для убеждения и утверждения: вот февраль, а вот арбуз. Ведь с детства было крепко усвоено иное: в феврале не бывает арбузов. Как почему-то не бывает и всех остальных свежих фруктов и овощей. Но арбузов не бывает особенно, в первую очередь.

   Но всё это оказалось неправдой. Арбуз не рассыпался в прах от моего прикосновения, не растаял, как дым. Он спокойно лёг в пакет, а потом нашёлся в каталоге товаров под именем "Арбуз импорт."

   Очень даже обоснованный импорт - с другой стороны Земли, где как раз заканчивается лето, и живущие вниз головой люди собирают привычный в это время года арбузный урожай. Хоть в Южной Америке, хоть в Южной Африке. Нет, это с ума можно сойти, но у них действительно февраль - поздний летний месяц, и предчувствие осени должно витать даже в их расплывчатом, неявном климате. А что-то ведь они называют и зимой. И диковинная свёкла на пару с экзотической редькой бросается в глаза, которые никогда не видели снега.

   Вот из такого обратного мира прибыл в мои руки мячик-арбуз. И резать его сразу было немножко жалко. Ведь, проделав такой огромный путь, он перестал быть просто едой, и где-то в самой его глубине зарождались семена первого в мире арбузного интеллекта...

   Но мы не можем ждать миллионы лет. Где нож? Всем приготовиться вдыхать неповторимый и очень странный для февраля аромат.

   Это был безусловно арбузный, и всё равно какой-то другой дух. Не яростный, как стихи Эдуарда Багрицкого: "Не видно дубка и по волнам плывёт кавун с нарисованным сердцем". А здесь как будто тоже сердце, но не слева, а справа. Нежно-красный и сладкий, но какой-то вывернутый наизнанку арбузный вкус. Как будто он и правда рос вверх ногами. Он был как отражение в пруду привычного нам августовского арбуза. И в голове, которая его вырастила, мысли шли задом наперёд.

   Это был какой-то антиплод, похожий на свой запредельный климат. Может быть. экватор - не такая уж воображаемая линия? И если люди с Этой Стороны едят своей зимой арбуз с Той Стороны, где лето, значит, не такая уж она большая, планета Земля. То ли под солнцем выращенная, то ли сработанная Данилой-мастером из малахита.

Скрипучее "солнышко"

   С особым нетерпением ждали, конечно, весну зелёную, одуванчиковую. Мягко теневую на этой стороне дома и яростно солнечную на той. Не юного апреля, а слегка уже заматеревшего мая, который сам молодецки ходит без куртки и нам велит. Такого мая, чтоб летать над прогретой травяной и песочной землёй нашего двора. У нас и качели имелись. Не такие крылатые, как пел Электроник в телевизоре, а крепкие, основательные и грозные, как стратегическое оружие. А уж как скрипели!

   Сейчас, при случайном воспоминании о тех амплитудах и точках экстремума, меня прошибает холодный пот и запоздалое счастье, что я уцелела. Но тогда... Дети ведь вечны, и лёгкие их тела несокрушимы.

  Стояли качели ровно напротив моего подъезда. И, выбегая во двор, я уже со своего третьего этажа видела, что там творится. Неужели не занято? Крупная, неслыханная удача. Второй этаж - не занято. Мрачный первый, после которого особенно остро чувствуется тепло дня и запах летнего ветра... Ровно полминуты на всё про всё. Но к качелям уже успел кто-то подкрасться и крепко на них воссел. Хорошо, если кто-то из своих. А если могучий престарелый восьмиклассник и его компания? Или боевая, активная лидерша двора? Эти будут качаться три года, и надежды нет.

   Но иногда случались и проблески. И мы, мелкие честные девочки, качались по очереди без обид, доводя скрип до самой пронзительной ноты, мечтая о недостижимом, легендарном "солнышке". Как хорошо, что никому из нас не удалось приблизиться к нему хотя бы наполовину - запоздало думаю я теперь.

   Социализировали качели неплохо. И всё же я гораздо больше предпочитала в своей жизни качели другие  - не в нашем дворе, а в бабушкином; каждые летние каникулы. Они были в полном моём распоряжении, сделаны дедом с мыслью о детях, а рядом - клумбы с ландышами и маргаритками. И карман платья доверху наполнен карамелью "Дубок". 

Этажи и падежи

   Главная проблема даже не в том, что уроки русского становятся всё сложнее, что изучение падежей предсказуемо оказалось темой весьма непростой. Проблема в том, что мне всё труднее внятно и аргументированно объяснить ребёнку, почему и зачем ему всё это нужно. А ведь он уже задумывается.

  Мы в своё время не задумывались. Ставили крестик над главным словом, тянули вопрос к зависимому. Как зачем? Вырасту, выучусь, стану умненькой, благоразумненькой, куплю папе Карло тысячу новых курток... Сейчас всё не так просто. Будешь хорошо тянуть вопрос - успешно сдашь ЕГЭ.

   Ну, хорошо. Я сдам ЕГЭ на сто баллов. Дальше что? А дальше бездна, на дне которой клубится туман. А если совсем по-простому (тем более что до ЕГЭ Игоряну ещё как до Луны) - почему хорошо быть грамотным? Ради чего? В чём польза? Какие преимущества мне это даст?

   Мне гораздо легче объяснить ребёнку, зачем нужно учить английский. Да там и без объяснений всё понятно. А вот с родным русским...

   Потому что это некультурно - сказала я. Быть безграмотным - некультурно. Как чавкать во время еды, класть ноги на стол, бегать в музее и не выключать телефон в театре. Это некрасиво, как ныть, хамить и ходить с грязными ногтями. И я тут ничего не придумываю, я действительно так считаю. Почему неопрятная одежда - это фу, а неопрятное письмо - норма жизни?

   Поэтому падежи - учим! Тем более что в курсе русского языка это одна из важнейших транспортных развязок. Если не будешь знать правил, покатишься под откос. Но даже если ты, весь в поту от стресса, будешь контролировать светофоры и кое-как выученные дорожные знаки, неумело парковаться и со страхом думать, как же потом отсюда выехать - это ещё не знание. Знание - это когда ведёшь машину красиво и уверенно, делаешь всё точно и бессознательно.

   У меня есть для детей плохая новость (а для многих это действительно новость, даже глубоко после начальной школы): чтобы получить результат, нужно потрудиться. В буквальном смысле, напрячься. Когда стало сложно - напрячься. И тогда есть шанс выйти на следующий уровень.

   Но сейчас ведь всё стало легко: переходи в один клик; больше картинок, меньше текста; весь Древний Рим за полчаса; английский за десять уроков...

   Правда, я  до сих пор так и не встретила ни одного человека, который выучил бы английский за десять уроков. Зато знаю много таких, кто и за десять лет не приблизился к живому разговорному ни на шаг.

Навсегда милое сочетание

   Есть такие сочетания слов, которые будят воспоминания исключительно приятные. Никак не связанные с событиями, просто навсегда милые.

   "Зубной порошок" как раз из таких. Увидеть его в толпе паст необычно - как встретить старого и доброго, из другой совершенно жизни, знакомого. Которого не видела с тех самых пор, и вдруг колокольчик огласил.

   Тут воспоминания ещё милее, ещё древнее. Тут легенда утверждает, что Пушкин выскочил из избы на мороз встречать друга своего Пущина не только в одной лишь ночной рубашке, но и с полностью чёрным ртом. Потому что в этот момент чистил зубы, как водилось тогда, толчёным углем. И вдруг - друг. Мочи нет. Прямо так и выскочил, восторженный, счастливый.

   Можно ли после этого не купить порошок с чёрным углем? И с белым уж заодно. Вдруг и ко мне приедут с колокольчиком? В мою ссылку. И там, и здесь написано, что чудодейственно уже после первого применения. И в это даже хочется верить. Потому что сочетание милое.

   Зубной порошок... Я, конечно, помню не такой, не с углем и в готовом виде (выдавливается из тюбика, как паста). Я помню порошок изначальный, простой. Как будто привезли из карьера мел, измельчили в ступе и расфасовали, слегка присыпав чем-то мятным, в круглые картонные коробочки. Прикрыли крышками с нарисованным ребёнком - румяным и ослепительно белозубым. Если мальчик любит мыло и зубной порошок, этот мальчик очень милый, поступает хорошо.

   Вот и всё. По одиннадцати, если не ошибаюсь, копеек за коробку.

Тонкое моё тело

   Этой осенью мне понравилось жечь ароматические палочки. Чем глубже в осень, тем больше палочек. Сегодня можжевельник, а завтра сандал. А послезавтра можно и чампу возжечь. "Растительный аромат, - было сказано на упаковке, - поступает в лёгкие и распространяется по лимфатической и кровеносной системам. Ароматы помогают восстановить гармонию физического и тонкого тела человека."

   Я не знаю, в каких отношениях находятся мои физическое и тонкое тела, но аромат поступает и распространяется. И палочка стоит наклонно в специальной подставке с желобком для пепла. 

   Каких только вещей ни придумало человечество за всю свою длинную историю! На подставке написано, что сделана она в Индии. И кажется, что да, именно там и сделана. Должно ведь хоть что-то быть сделано не там, где всё. И палочки тоже, и они распространяют. И можно смотреть бесконечно на лёгкий дымок: как добирается до самого тонкого тела, причудливо скручиваясь то спиралями, то колечками, то фантастическими каракулями, похожими на рисунок снов.

   Было время, когда мне совсем не нравился дым. Хорошо сидеть у костра, но это ведь потом вся одежда будет пропахшая, и волосы. Иногда дым вдруг ни с того, ни с сего начинал валить прямо в лицо, ел глаза. И тут нужно было применить заклинание - сложить фигу направить на костёр и приказать: "Куда фига, туда дым!" 

   Странное дело, но дым, которому только ветер указ, слушался какой-то неизвестной, первой попавшейся фиги и начинал валить в противоположную сторону. Может быть, здесь не обошлось без тонкого тела? Но одежда всё равно была уже безнадёжно пропахшая.

   Теперь я люблю дым. И маленький, изящный сандаловый, сделанный в Индии. И большой берёзовый, сделанный в России. В тёмной и холодной ещё бане, в широком луче вечернего солнца, падающем из маленького окна, он будет лежать пеленой, как завеса, между тем и этим временем.

   И где-то в дальнем углу, за деревянным ковшом, притаилась и смотрит вместе со мной нестрашная национальная нечисть. Вроде как банник, род домового. И нужно найти в себе силы вовремя уйти, чтобы не нарушить таинство, не узнать, как холодное становится горячим. Только обернуться во дворе ещё раз: как там из трубы? Всё там в порядке из трубы. Топится.

   Пепел упал с палочки два раза, пока я так думала. Лёгкие вдыхали, приходило в гармонию тонкое тело. А чампа - это такой цветок, который, говорят, имеет больше трёхсот имён...

"Карусели над городом"

   Купила сыну, чтобы читал. Но потом незаметно прочитала и сама. Интересно стало: а как в книге? Юрий Томин написал по ней и сценарий к фильму с неуклюжим, громоздким названием "Летние впечатления о планете Z". Сняли его в 1986 году.

   Я хорошо помню, как на тёмном космическом фоне крутилась сама собой, складываясь по-всякому, коленчатая головоломка "змейка", очень в то время популярная. А вот фильм популярным отнюдь не стал. Несмотря на то, что детских фантастических фильмов выпускали тогда ужасающе мало, а хороших и того меньше. Те, что неплохо смотрятся и сейчас, и вовсе можно пересчитать по пальцам одной руки. "Приключения Электроника" да "Гостья из будущего". Ещё музыка из фильмов "Отроки во Вселенной" и "Москва-Кассиопея". Больше ничего в голову не приходит.

   Было много замечательных фильмов-сказок, это да. Архаичное, мифологическое время, чёткое деление на зло и добро, которое в итоге неминуемо одержит верх. Незыблемый мир прошлого, которое изменить уже нельзя. Фантастика же вся устремлена в будущее, непредсказуемое, и всё же предсказанное. Далеко не всегда безоблачное. Фантастика порождает тревожные и непростые мысли у взрослеющих читателей сказок. В том числе о том, что всё могло бы быть иначе. Дайте подрастающим разной фантастики, и побольше!

   И вот явились "Летние впечатления о планете Z". Но 1986 год сам как будто сошёл со страниц фантастической повести о судьбе нашего мира, и все эти мелькающие в первых кадрах светофоры, идущие задом наперёд часы как будто намекают: пошёл обратный отсчёт. Меня даже не смутили страшноватые картинки в книге, потому что они здесь гармоничны и органичны, так и должно быть. Фильм тоже тускл красками, и не только из-за качества плёнки. А потому что это правда. Но мы ещё не успели привыкнуть к этому новому миру и прижиться в нём, поэтому фильм и не вошёл в нашу кровь и нашу плоть.

Бесприютная Ци

   Эти два события произошли в нашей стране примерно в одно время: люди узнали про фэншуй и начали скидываться всем подъездом на чёрные, глухие, бронированные двери с домофоном.
   Фэншуй, между тем, гласит, что есть такая хорошая энергия - Ци, от которой зависит здоровье человека и качество его жизни. Ци должна свободно циркулировать по грамотно организованному пространству, отнюдь не спотыкаясь о посуду с трещинами и сколами; шкаф, забитый одеждой, которую не надевали уже три раза по три года; протекающий кран; на всякий случай оставленные обрезки да коробки...
   Ци могла закрыть глаза на то, что вы спите головой в неправильную сторону, и на отсутствие люстры в прихожей, но к двум вещам в доме у неё были строгие, непоколебимые требования: окна и двери. И вот с окнами как-то постепенно справились - с неработающими шпингалетами, наглухо закрашенными рамами и перекошенными форточками. Сделали не скажу, что красиво, пластиковые окна - это некрасиво, но зато экономично, удобно мыть и заклеивать не надо, ватой перекладывать между рамами. И заменили входной в квартиру дерматин с картоном на двери в прямом смысле этого слова.
   Но ведь до двери в квартиру Ци ещё как-то добраться нужно. Попасть в подъезд. И тут на его пути встаёт глухая, не всегда чисто сработанная преграда, с приклеенными сбоку объявлениями, одно из которых гласит: гадаю на картах, снимаю порчу, венец безбрачия, заговариваю от невезения. Какая уважающая себя Ци подойдёт к такой двери? Я бы на месте Ци и близко не подошла.
   А на своём месте я прикладываю ключ к домофону, мельком вижу, что желающих снять порчу пока не нашлось, тяну с усилием на себя. Я привыкла, что так уже давно и везде. Слепые, глухие, немые двери, сквозь которые не прорвётся никакая Ци.