Можно и без гусей

   Летом обостряется моя любовь к спонтанными непродолжительным поездкам куда-нибудь вон из города. В выходные-то уж обязательно.

   Дачные раскинулись сообщества во все стороны от Новосибирска. При каждом сообществе - деревня, а при деревне - природа. 

   Таков, например, Гусиный Брод. Сто раз проезжали мимо, а внутри не были никогда. Привыкли и не замечаем. А название-то для свежего уха какое: Гусиный Брод! Просто очаровательное название. Тесно связанное с бабусей и весёлыми её гусями - серым и белым. Настолько знаменитыми, что в их честь назвали здесь и дорогу - Гусинобродское шоссе. И сколько бы столетий подряд вы здесь не проезжали, не меняется место у обочины, где торгуют воздушными змеями самых различных расцветок и конфигураций. Очевидно, здесь дуют особенные ветра. Демонстрационный змей, какой-нибудь в виде крылатого дракона, запущен. И доказывает, что ветер - это стихия.

   А вот и место на Гусинобродском шоссе, где испокон веков торгуют вёдрами яблок - очень жёлтых и очень красных. Вот и другие места, где продают то, чего сезон стоит. Сейчас стоит сезон клубники и лисичек - золотых, милых грибов, которые никогда не бывают червивыми. Пожаренные вместе с картошкой, они способны лишить воли даже самых стойких хранителей своей фигуры. Проверено и доказано. Берём лисичек и клубники.

   А Гусиный Брод раскинулся на холмах настолько прянично, что даже внутрь зайти жалко: вдруг спугнём и белого, и серого. И закричит бабуся, что гуси (ой!) пропали. Но убедиться ведь надо.

   Было тихо в Гусином Броде, было солнечно, и был там воздух. Воздух! На полянке со свежей травой разгуливали сплочённой группой три аккуратных и явно домашних птицы. Явно не курицы.

   Уж не индейки ли? Они самые. Не дура губа у индюков (или что у них там свешивается с клюва?). Изящные очень у вас, индюки, подруги.

   Но только я нацелила на подруг камеру телефона, все трое пугливо и очень организованно двинулись прочь. Я кралась на цыпочках, а они утекали. И какой-то дедушка у калитки соседнего дома наблюдал за моей охотой с большим пониманием и мудростью. У меня даже есть подозрение, что индейки-то были с его двора. Бабуси с двумя гусями не нашлось, так пусть будет дедуся с тремя индейками. Тоже ничего.

   Можно ведь и без гусей. Все гуси ушли отсюда через Брод, а потом и Брод исчез бесследно. Осталось название, без которого мой город неполон. Осталось шоссе - с воздушными змеями, вечными яблоками и грибами лисичками, которые как золото.

Мир Дуремара

   Есть такие тихие места, где очень хорошо, особенно в летний день. Там осока и камыш. Осока хлёсткая, как сабля, и правда может порезать до настоящей крови. А камыш, наоборот, плюшевый, как мишка; его так приятно сжимать в кулаке. Только домой уносить камыш не принято.

   Обязательно там летают стрекозы, иначе вглядываются в мир сложными, многогранными глазами. Непременно шастают водомерки по гладкой и очень спокойной поверхности - вот у кого вес в норме всегда, даже в голову не берут. Слишком большая для водомерной головы, слишком тяжёлая это мысль, а надо успеть главное - измерить.  Надо успеть измерить, исходить вдоль и поперёк невесомыми шагами весь этот густой, прозрачный день, полный разнообразных существ: от лягушки, до инфузории, от юркого головастика до бесстрастной улитки.

   А ещё будет стоять у берега того мира тина. Слово тягучее и немножко пустое, в нём слышится разочарование ("пришёл невод с одною тиной"). Темноватого, болотного цвета это слово, как плащ Дуремара.

   Да, где-то здесь неподалёку обязательно должен быть Дуремар и его сачок. Где-то здесь могут таиться, вести хищный образ всей своей жизни чёрные ужасненькие пиявки.

   Ду-ре-мар. Мы с детства привыкли, что он отрицательный, несимпатичный. Подпевала Барабаса, мутный тип. Истинный житель Страны Дураков, что и слышится отчётливо в первой части его имени. Но есть и вторая часть, и в ней чудится мне какой-то благородный, из хорошей семьи какой-то Вольдемар. Только его затянуло как тиной и получилось горько, сухопаро.

   Может, были у Дуремара и другие дни? И был он мальчиком в тихом, солнечно мире. И наблюдал водомерок, считал стрекоз. Не хотел за четыре сольдо загонять в пруд бедняка, а потом снимать с него пиявок на продажу. Не хотел дерзить уважаемым черепахам и преследовать кукол вместе с одной очень нехорошей компанией.

   Как же так вышло, что первая часть имени победила вторую? И теперь он у тины, в плаще сумрачного цвета, и мёрзнет всё время на дне дня.

   Я знаю точно, что здесь был Дуремар. Прошёл, и камыши сомкнулись за его спиной, как смыкается ряска над крепким телом водяного жука: нырнул - и гладко. Но под водой он где-то есть и живёт, как вторая, проигравшая и тайная часть имени.