Всё лето и кусочек осени я провела в компании Фазиля Искандера. Я везде брала с собой сначала первый, а затем и второй том эпического "Сандро из Чегема", но читала неравномерно: могла и пять страниц в день, а могла и двести. А потом две недели вообще не открывать. Книга казалась бесконечной, как вода.
Дядю Сандро я знала и раньше, из рассказов о Чике. Одного эпизода, одной маленькой детали было достаточно, чтобы узнать его навсегда. Не яростное повествование об убийстве одного абрека поразило до глубины души, а самое простое. Быт.
"Если кусок курятины, которую он брал из миски, ему почему-то не нравился, он небрежно бросал его назад и брал другой".
Нет, ну разве так можно, дядя Сандро? Даже если ты в этих местах первейший тамада, а раньше был первейшим танцором. Даже если ты личность достойная великого эпоса. Так и стоял этот брошенный кусок курятины у меня перед глазами, когда я приступила к первому рассказу первого тома. И чем глубже читала, тем больше утрачивал Сандро из Чегеиа простые человеческие черты и становился персонажем вечным, мифологическим. Он становился холстом, фоном, на который легла вся история той земли и того народа.
Всё было на том холсте: горести и радости, любовь и смерть, гостеприимство и месть, виноградные плети и альпийские луга, абреки и кунаки, священное дерево и не менее священные обычаи, драма и анекдот, и первый телефон земли - перекличка добрых соседей. Время, в котором стоим всеми поколениями, которое не выбираем. А значит, жизнь продолжается всегда. И всё с таким же аппетитом, хоть и в сотый раз, читается подробное описание простого абхазского стола: жаренное на вертеле мясо, сыр, зелень, аджика, мацони. И непременная мамалыга. Зря что ли ходили с мотыгой всё лето на кукурузные поля?
Однажды, в самые длинные июньские дни случилось так, что мне нужно было ночным поездом ехать за Игоряном, в пятом часу утра сойти на маленькой станции, а через три часа поездом обратным вернуться в Новосибирск. В дорогу я взяла с собой только первый том. И вышли в пасмурном рассветном сумраке на перрон лишь мы с дядей Сандро. Была там ещё кургузая скульптура "Пассажир", она усиливала чувство, что в мире больше нет никаких людей, и быть не может. А есть тишина спящих окон, мутноватые остатки ночи, мокрые от недавнего дождя скамейки.
Я ждала, когда привезут Игоряна, и было довольно прохладно стоя ждать, и совсем не хотелось идти в пустой, не очень-то приютный вокзальный зал ожидания. Я решила пойти посмотреть здешний мир. И как-то особенно странно, фантасмагорически смотрелось в том мире здание администрации, притихший фонтан, лица наилучших граждан с районной доски Почёта, и великанский Ленин с простёртой, по обычаю, рукой.
Почему-то не кричали даже петухи. Мы с дядей Сандро были здесь единственными живыми представителями и могли как угодно создавать с нуля свою Вселенную. И мы делали всё, что в силах. Я отыскала наконец нетронутую дождём скамейку-качелю под крышей и развернула дядю Сандро на заложенном месте. Мы как будто перекликались с ним, как добрые соседи. Я - из хвойной пасмурной Сибири, он - из орехово-виноградной Абхазии. Но жизнь-то везде была одна - её боль, её смех, её разнообразные нелепости и таинственный, так никем и не найденный её смысл.
Потом мы ехали с Игоряном на поезде домой, и дядя Сандро не кончался, как дорога. И снова попалось описание этого стола: копчёное жаренное на огне мясо, сыр, мамалыга... Но теперь-то у меня были с собой в дорогу домашние пирожки. И поэтому я выдержала.
Комментариев нет:
Отправить комментарий