Начинается на У

   Читаем книгу про чудесное путешествие Нильса Хольгерссона.
"Дикие гуси, находившиеся позади, заметили, что домашний гусь не поспевает за ними, и стали окликать гусыню, летевшую во главе клина:
 - Акка из Кебнекайсе! Акка из Кебнекайсе!
 - В чём дело? - спросила гусыня-вожак.
 - Белый гусь отстаёт! Белый гусь отстаёт!
 - Скажите ему, что легче лететь тому, кто летит быстро, - отозвалась гусыня, как ни в чём не бывало продолжая путь."
   Вожаку-гусыне сто лет, она знает, о чём говорит. И так хочется тоже в путешествие, пусть не в чудесное, в обыкновенное. Смотреть с голубой высоты на леса, горы и реки. И чтобы лето не кончалось...
Но пока пусть хотя бы гуси летят.
" - Акка! Акка! Акка из Кебнекайсе! - закричали те, кто летел позади и видел, как ему трудно.
 - Ну, что там ещё? - недовольно спросила гусыня-вожак.
 - Белый гусь падает на землю! Белый гусь падает на землю!
 - Скажите ему, что легче лететь тому, кто летит высоко, - отозвалась гусыня и даже не подумала сбавить темп."
   И домашний Мортен поспевает как может за опытными и перелётными, бывалыми и мускулистыми, с большими стёртыми ступнями.
 - Угадай, про что я сейчас вспомнил? - спрашивает Игорян.
Про бабу Ягу? Похищенного Иванушку? Находчивого Ивашку из дворца пионеров?
 - Начинается на У, - подсказывает Игорян.
   И тогда я догадалась. Улица Горького! По ней мы каждый день ходили прошлым летом на пруд, когда жили в деревне. Пруд со стрекозами и придонными очень студёными и очень чистыми ключами, с одинокой лодкой рыбака, застывшей ровно на середине. А вокруг лес с ручьём, через который переброшена доска. И если встретятся на той тропинке незнакомые деревенские дети любого возраста, они обязательно говорят "Здравствуйте!"
   Я думала, что теперь так только в книжках осталось.
   Но до пруда нужно было ещё добраться. По прямой знойной улице Горького три километра. Три километра жёлтой неасфальтированной дороги, с вехами и приметами: вот здесь, возле колонки, можно напиться и умыться. В том доме живёт чёрный кот, а в том - собака, которая яростно лает, выглядывая поверх забора, отчего кажется, что длина собаки примерно два с половиной метра. А в том дворе другая собака, в третьем третья. В каждом дворе своя собака, и все лают. Кроме той, у которой щенки; с ними возится целыми днями загорелый мальчик Тимофей, и с каждым днём щенки всё больше.
   Щенки - это почти полпути, дальше будет ограда, в которой всегда лежит к нам спиной огромная рыжая корова. Потом нежно проблеют козы. И, наконец, гуси! Это было главное испытание.
   Гуси свободно разгуливали по своей лужайке довольно мирной и милой группой. Но чем ближе мы подходили, тем больше крепла уверенность гусей, что мы пришли в их дом не с добром, и на них, на гусей, теперь вся надежда. И римских предков своих они не посрамят!
   Стая как по команде начинала страшно клокотать, гоготать и скрипуче выкрикивать проклятия. А большой вожак с угрожающим воплем бросался наперерез и делал вид, что сейчас пойдёт в атаку. И стая дружно подбадривала: давай, давай!
   А я-то ещё удивлялась, как это в сказках пасут гусей. Зачем? О, гусей очень надо пасти. Это зверь, а не птица.
   Мы резко прибавляли шагу, и гусиный вожак останавливался в полуметре или ближе. Глаза у него были злые-презлые. И наши, неизменно ошарашенные.
   А после гусей была полная свобода. И ощущение, что мы перешли невидимую границу, попали в сказочный, заповедный мир, где пруд, стрекозы, все здороваются, а в тени деревьев мирно пасётся настоящая лошадь.
   Когда мы шли обратно, гуси не обращали на нас никакого внимания. Это в сказку попасть трудно, а на выход - всегда пожалуйста, никто не держит.
" - Акка! Акка! - закричали те, кто находился позади.
 - Дадите вы мне сегодня спокойно лететь? - ещё более недовольным тоном спросила гусыня.
 - Белый гусь падает. Белый падает!
 - Скажите ему, что тот, кому не под силу поспевать за стаей, может вернуться домой, - ответила гусыня. Ей и в голову не пришло сбавить скорость."