Красивое-некрасивое

 

   Когда мой старший брат был маленьким, а я и того меньше, всё время, пока ехали в поезде, мы проводили в коридоре у окна. С короткими перерывами на еду и сон - у окна. В сложных межличностных разговорах, а то и вовсе в содержательном молчании. Не дети, а чистая платина.

   Ездили тогда долго, двое бесконечных суток, целую жизнь. Поручень из бледно-жёлтого пластика становился настолько родным, что руки от него отрывали вместе с сердцем. Теперь мне и два часа бесконечность, только по другой причине. Но до сих пор это мой любимый вид деятельности в поезде - смотреть в окно, думать, и чтобы меня никто не трогал. И это не изменится, если я ещё когда-нибудь куда-нибудь поеду на поезде.

   Но своему сыну я не могу передать эти навыки и умения. Ровно через пять минут после отправления он начинает изнывать. Он уже переделал все дела - поел печенья, залез на верхнюю полку и слез с неё, снова залез и снова слез... А там, с наушниками и книгой, прочно залегла старшая сестра, которая не хочет, чтобы к ней лезли, и не хочет смотреть в окно.

У меня золотые дети.

   Через десять минут после отправления мне самой хочется лезть на стену. Тема "иди и познакомься с кем-нибудь" совсем не про моего ребёнка, да и я не в восторге от мысли, что в моё купе придёт группа случайных попутчиков-ровесников. Я просто хочу смотреть в окно. Вот и ты смотри, это же так интересно и так просто. Я уже посмотрел, там город кончился и теперь одни берёзы, и всё время будут берёзы. Если начнётся мост, зови.

   И не объяснишь ведь, что дело здесь не в берёзах, и даже не в мостах, хоть мост - это, безусловно, событие. Как пересечение границы между двух миров. Но ведь зачем-то мы смотрели на берёзы целые сутки почти без перерыва, пока утром следующего дня пейзаж не менялся на хвойно-уральский, с голыми гранитными скалами, на которых висели сосредоточенные альпинисты-любители.

   Вторая серия тоже растягивалась не на один час, и была не менее захватывающей. Время от времени по соседнему пути с гудком и страшным грохотом проносился длинный товарный поезд, гружённый чаще всего углем и необработанными брёвнами. И это было особое развлечение. Глядя на мелькающие вагоны, мы заводили привычную песнь-заклинание: "Красивый, некрасивый, некрасивый, некрасивый, красивый..." Некрасивых, по нашему детскому мнению, то есть старых, облитых нефтью и мазутом вагонов было куда больше. Но иногда попадались новенькие цистерны и чистые холодные рефрижераторы.

   На пассажирские поезда игра не распространялась, они все были красивые, говорить не о чем. Немного похуже нашего, но тоже с занавесками и чаем в блестящих подстаканниках.

А как ещё узнают люди, что в этом мире красиво, и что нет?

   Глубокой, но в то же время по-июньски светлой ночью приезжали мы в бабушкин город, и неизменно встречала я в его небе огромную, но какую-то всё равно лёгкую колокольню. Обшарпанную, грубо заколоченную досками, чтобы дети не лазили, поросшую местами травами и даже молоденькими деревцами. В голову не приходило, глядя на неё, включать привычный определитель: красиво-некрасиво...

   Это был центр мира. И как бы далеко не ушли мы в лес за грибами, колокольня была видна из любой точки пространства, без ошибки указывала, где дом.

   Троицкая колокольня была воздвигнута в середине девятнадцатого века по инициативе краснохолмского купца Василия Матвеевича Бородавкина-Меньшого (2-го), так его звали.

   С тех пор и стоит. И рядом, как водится, пристроили. Вот как Алоизий Магарыч ванну пристроил: побелка, купорос... Тут бы и вспомнить своё верное и надёжное красиво-некрасиво, но то, что чересчур, то, что за гранью, не укладывается в эту формулу.

   Может быть, я слишком долго стояла у окна, глядя на бесконечные берёзы и редкие мосты? Но так и не смогла никому передать своё знание.

 - Посмотри, Игорян, - показала я фотографию. - Как тебе кажется, какое из этих двух архитектурных сооружений красивое, а какое ужасное?

 - Вот это красивое, - уверенно сказал Игорян, показывая на мою колокольню.

   Значит, оно просто должно быть внутри, без лишних слов и уговоров?

Главное, чтобы было. А во всём остальном они как-нибудь сами разберутся.