С Пушкиным за трапезой

   Конец февраля для меня - время необычных книг в подарок. Таких, которые можно купить только в строго определённых местах. Например, эта - "А. С. Пушкин и его герои за трапезой" - водится только в музейной лавке квартиры Пушкина на Арбате. Той самой, где жил он с Натальей Николаевной после свадьбы.
   Целлофановую упаковку нужно поскорее снять, предвкушая и дрожа всем сердцем. Книга откроется с новейшим, тихим хрустом, и прямо в предисловии явятся пушкинские строчки, о которых я раньше знать не знала.
                            Как да Яжельбиц дотащит
                            Колымагу мужичок,
                            То-то друг мой растаращит
                            Сладострастный свой глазок!

                            Поднесут тебе форели!
                            Тотчас их варить вели.
                            Как увидишь: посинели,
                            Влей в уху стакан шабли.

                            Чтоб уха была по сердцу,
                            Можно будет в кипяток
                            Положить немного перцу,
                            Луку маленький кусок.

                            У податливых крестьянок
                            (Чем и славится Валдай)
                            К чаю накупи баранок
                            И скорее поезжай.
   Нужно ли говорить о том, что и мой сладострастный глазок растаращился тотчас.
   Очень приятно было встретить на тяжёлых глянцевых страницах добрых и старых знакомых: сыр лимбургский живой, трюфли и шампанское, которое явилось. И обязательно - яблоки мочёные, картофель печёный, две дюжины персиков, и тарелка с блинами, и бесподобные его письма.
"...дети разревелись; не хотим черносливу, хотим Пушкина. Нечего делать - их повезли, и они сбежались ко мне облизываясь - но, увидев, что я не сахарный, а кожаный, совсем опешили".
   Но это всё известные факты, а вот про саешника кто-то может знать и нетвёрдо. Из издания: Волшебный фонарь, или Зрелище санкт-петербургских расхожих продавцов, офорт некоего Зеленцова Капитона.

   А вот купец покупает орехи, сущий миндаль. Вот извозчики, сбитенщики, щегольки, прачки и молочницы. Вот повар выбирает сосиски: "Барин всё твердит, что я не готовлю ему сосисок; так дай, брат, хорошеньких пар десяточек".

   Наверное, Капитон Зеленцов трудился для широких, массовых изданий; его подкрашенные акварелью офорты шли с пылу и с жару по грошу за штуку, но теперь нет им цены - саешнику, извозчику, блиннику со снеточками... И всё так же нова новость из "Московских ведомостей" от 4 января 1800 года: "Близ Кунецкого мосту, в доме г-ж Полуектовых в лавке Урбена под №346, получены всякие новые дамские уборы, таковые же товары и Лимбурский сыр".
   Книга дышала туманами и ароматами пушкинских дней. Да и сам он небось подходил неоднократно на улице к торговцу варёными грушами или апельсинами, спрашивал: "Что штука?", брал дюжину, обдирал шкорлупу длинными своими ногтями. Шёл обедать к Яру по Кузнецкому, мимо дома г-ж Полуектовых...
   В те времена были в ходу упоительные, безусловно практические "Замечания о том, в какое время года разные мяса и рыбы наилучший вкус имеют для употребления в пищу": "Летние яйцы лучше зимних; а из сохраняемых прок в зиму яиц лучше сентябрьские и октябрьские".
   И так ведь жили - отличали зимние яйцы от летних, сущий миндаль от не очень сущего, хорошенькие сосиски от плохоньких. Рецепты, по которым они жили, монументальны и молчаливы, как древние статуи. Навсегда запечатаны для нас, испуганных то сладким, то жареным, нервных и торопливых.

  Но никогда, никогда не угнаться нам за их простой яблочной пастилой: "...а как они испекутся, протереть их сквозь сито; потом, положа в чистую липовую кадочку, бить мутовкою или веслом безпрестанно часа четыре; после чего положить в них по произволению чистой патоки и с нею столько же времени их бить..." Не угнаться за варенцами сливошными: "Взяв самых хороших густых сливок, топить их в печи в горшке, чтоб кипели, до тех пор пока не сделаются красны. Потом, вынув и печи, слить и простудить так, как парное молоко, а потом разлить в муравьиные горшочки..." Куда нам до их бланк-манже, или просто бланманже: "Так называется кушанье, приготовленное из сливок, мигдалю, сахару и оленьего рога. Иначе можно назвать оное белым мигдальным желе, как то и самое слово бланк-манже собственно по-русски значит белое ество..." - писал Н. П. Осипов. Российский хозяйственный винокур, пивовар, медовар, водочный мастер, квасник, уксусник и погребщик.
   Мудрая очень была та книга; трапеза, да не совсем. "Выпусти яйца на блюдо так, как делается выпускная яишница, и посыпь оное тёртым хлебом, рубленою щукою и тёртым пармезаном, и сделав яишницу, отпусти."
   Слышите? И сделав яишницу, отпусти... Вот ведь как. Начни с самого простого, а там глядишь - и научишься отпускать понемногу.