Рябина хороша

   На вид рябина такая, что её тут же хочется попробовать. И подсознание, и надсознание говорят, что оранжевое - это всегда хорошо: апельсины и мандарины, и любимые в детстве босоножки, и диванная самодельная подушка в виде солнца с лицом и лохматыми нитками-лучами. И морковка, чего там, в проверенном десятилетиями салате. И не сразу появившаяся в моей жизни хурма.
   И если рябина не хороша, то зачем её так много в нашем городе? Так много, что у дерева непрерывно должна болеть шея от такой свалившейся на него тяжести, и плечи должны болеть, особенно когда к рябиновой огненной тяжести прибавляется тяжесть первого настоящего снега.
Но деревья привыкли. Их шеи с плечами не устают, и тонкие руки их выносливы как никогда.
   И рябина хороша! Настолько, что даже местные жители не выдерживают, нацеливают телефоны, делятся с друзьями, как будто дикие - рябины никогда не видели.
   А в это время все слегка дикие и есть. Меняют шкуры, распускают почти до земли крупно связанные шарфы; пьют кофе от спячки, но всё равно спят; скользят и падают, как гуси Пушкина; присматриваются к первым, с тактически не оборванными листьями, мандаринам. Но пока не берут. Пока не привыкли, не угнездились в новом холодном времени. Торопиться некуда, это надолго. И никуда не денется от нас, будет висеть на своих терпеливых ветках рябина, которая хороша.
   Кто из нас, местных, не срывал в детстве эти весёлые, оранжевые кисти, не надеялся на чудо, пробуя осторожно? Не морщился от странной этой душистой горечи, всё-таки съедобной где-то в глубине души? Ведь у писателей-классиков как-то варили рябину с сахаром, и булькала она в саду, в тазу; сушили в печи из неё пастилу, и барин в халате пил, крякая, какую-то рябиновку, приготовленную какой-то ключницей.
   При нас уже никто не варил рябину - управиться бы с другими ягодами, съедобными и сговорчивыми явно. Так и висела она: роскошно в сентябре, в октябре сдержанно и элегантно, в ноябре густо и одиноко среди голых и сильных своих ветвей. В ноябре терпеливо - с готовностью принять и большой снег, и большие морозы, и равнодушие птиц, которые по-городскому торопливо и уверенно пролетают мимо к своим кормушкам, не подозревая, что природой ради них и было затеяно это огромное, это оранжевое.