Драгоценные слёзы

   Плащ, куртка, пальто не должны быть осенью жёлтого или ярко-зелёного цвета. Потому что все встречные насекомые будут думать, что это специально для них приготовленный кусочек природы. Слетятся и будут отплясывать как на свадьбе у мухи Цокотухи. Спать насекомые ещё не хотят, зима им в глаза ещё не катит, поэтому бросаются отовсюду. Но особенно почему-то с лиственниц - золотых, мохнатых, не облетевших ещё лиственниц, возле которых я остановилась, чтобы посмотреть на смолу.
   Что я знаю о смоле? Да практически всё. С самого раннего детства пальцы мои были приклеены к кедровым шишкам, и вкус орехов непременно усиливался тягучим смоляным послевкусием - ароматным, горьким, противоангинным. Шишки можно и нужно было всегда. А вот волшебные тонкие пластинки кедровой самодельной жвачки - живицы, которые плавали в банках с водой у базарных старушек, были под запретом. Ну, почему, почему? Ведь это жвачка! Купите! "Да ты всё равно не будешь её жевать, - находили взрослые деликатную причину отказа. - Она горькая."
О, я буду! Купите!..
   Сейчас свободно, в любой аптеке. Изредка я покупаю смоляную жвачку, думая больше о горле, чем об удовольствии. И соглашаюсь запоздало: это не для меня в детстве. Но теперь всё хорошо, теперь-то я всё понимаю.
   В каждом большом лесу я обязательно смотрела на смолу. Воздух был сухой, горячий, очень лёгкий, стволы сухие и бесконечные, а смола именно как слеза. Я в то время ещё не знала стихотворения "Анчар": "И застывает ввечеру густой прозрачною смолою..." Не слышала это проходящее через время и пространство пушкинское У, которое струится теперь по древу всей моей жизни.
   Я не знала, не слышала, но понимала, что смола густая и прозрачная. И больше никакая.
   И не нужно мне никаких смоляных чучелок и бычков-приманок. Не нужно глупых баек про то, что защитники осаждённого замка опрокидывали на головы нападающих чаны с кипящей смолой. Даже если послать с тем чаном всех средневековых крестьян во все леса - нет, нет и ещё раз нет. Я ведь своими глазами видела, какие это слёзы. Не для чана они предназначены, не для вражьих голов.
   Драгоценные слёзы больших деревьев. Деревьев, которые стали дровами. Или баней, где люди в войлочных шляпах умудряются не сходить с ума от невыносимого жара, а только бросают и бросают душистый кипяток на раскалённые камни, и это у них называется хорошо.
   И смола будет скромно плавиться на бревенчатых стенах, помня крепко о светлом и высоком лесе, запоминая уж и людей заодно - вдруг пригодятся через миллионы лет, с навеки застывшим в лёгких горячим своим хорошо.
   Людей в жёлтом, людей в ярко-зелёном, на которых летят и летят шальные насекомые, не замечая вокруг больше никакого света...