Маленькие яблочки в парке растут красиво и очень урожайно. Хочется долго стоять и смотреть. Просто смотреть, без претензий. И если бы я была быстрым разумом Невтоном, которого родила сибирская земля, то я бы прямо сейчас открыла малый закон всемирного тяготения: всё упавшее на землю стремится к холоду и рано или поздно будет заметено пургой - основательной, хозяйской, медвежьей...
Но этот закон здесь и без меня все знают. Мы все здесь быстрые разумом Невтоны. Включая белого мальчика лет десяти, который житель местный, и это явно; который прекрасно знает, что красивые эти яблочки на вкус - чушь и редкостная дрянь, что дикая их урожайность - это полный обман зрения. Знает, а всё равно трясёт и трясёт доступную для его роста ветку. Трясёт мощно и нетерпеливо, как неандерталец, которому на охоте не повезло, так пусть хоть собирательство принесёт ему славу.
И рождённые землёй сибирской яблочки льются дождём на рождённого ей же мальчика. Свежие, обманчивые своим ароматом, румяные своими боками. Падают, потому что это закон. И мальчику хочется добытого яблока - это тоже закон, большой и малый. Вот мальчик и берёт, откусывает, кривится, бросает. Он точно знал, а теперь ещё и убедился. Но втайне, конечно, надеялся, что не могут же такие красивые быть такими несъедобными.
А они, оказывается, могут. И все могут. И не будем больше об этом.
Мальчик отбросил прочь неудачное собирательство и поехал как ни в чём не бывало дальше на своём велосипеде. А маленьких красивых яблок на дереве будто бы и не убавилось. Ведь если земля сибирская берётся рождать, она делает это на совесть. И быстрых разумом Невтонов, которые точно знают, но трясут и трясут с надеждой. И несъедобные, но всё-таки яблоки. И бесконечный август. И короткие шумные дожди, начисто смывающие с асфальта чьи-то надписи мелом: про то, что скоро первое сентября; что скоро вообще зима, а ты без шубы; что я поэт, а ты штиблет - без единой орфографической ошибки.
Но этот закон здесь и без меня все знают. Мы все здесь быстрые разумом Невтоны. Включая белого мальчика лет десяти, который житель местный, и это явно; который прекрасно знает, что красивые эти яблочки на вкус - чушь и редкостная дрянь, что дикая их урожайность - это полный обман зрения. Знает, а всё равно трясёт и трясёт доступную для его роста ветку. Трясёт мощно и нетерпеливо, как неандерталец, которому на охоте не повезло, так пусть хоть собирательство принесёт ему славу.
И рождённые землёй сибирской яблочки льются дождём на рождённого ей же мальчика. Свежие, обманчивые своим ароматом, румяные своими боками. Падают, потому что это закон. И мальчику хочется добытого яблока - это тоже закон, большой и малый. Вот мальчик и берёт, откусывает, кривится, бросает. Он точно знал, а теперь ещё и убедился. Но втайне, конечно, надеялся, что не могут же такие красивые быть такими несъедобными.
А они, оказывается, могут. И все могут. И не будем больше об этом.
Мальчик отбросил прочь неудачное собирательство и поехал как ни в чём не бывало дальше на своём велосипеде. А маленьких красивых яблок на дереве будто бы и не убавилось. Ведь если земля сибирская берётся рождать, она делает это на совесть. И быстрых разумом Невтонов, которые точно знают, но трясут и трясут с надеждой. И несъедобные, но всё-таки яблоки. И бесконечный август. И короткие шумные дожди, начисто смывающие с асфальта чьи-то надписи мелом: про то, что скоро первое сентября; что скоро вообще зима, а ты без шубы; что я поэт, а ты штиблет - без единой орфографической ошибки.
Комментариев нет:
Отправить комментарий