Чтобы хоть немного, но обжечься

   Крапиву, конечно, я в детстве любить никак не могла. Сторонилась, как и все нормальные. Но крапива не сдавалась, и регулярно вставала на пути, желательно в мой полный рост, желательно неожиданно, где-нибудь в тени. Очень часто в малиновых кустах, которые и сами по себе колючие, так что пока тянешься за ягодами, от которых разбегаются глаза, пока изворачиваешься за самыми спелыми, покрывая тонкие коричневые руки тонкими белыми царапинами, а крапива уже тут как тут. По ногам, как по бульвару. Ай, жжётся, ай!
   Теперь бы набраться мужества и не чесать укушенные места. Но мужества, как правило, не хватало, и тогда на коже появлялись крапивные волдыри - не очень страшные, но малоприятные.
   Без крапивных волдырей не обходилось ни одно лето, как бы виртуозно не обходили мы острые ярко-зелёные углы. Краем уха я слышала, что из этой неприятной травы даже варят приятный и очень витаминный суп. Но у нас такой никто никогда не готовил. У нас готовили со щавелем, и я даже его ела в те летние дни. В те истинно летние, когда была абсолютно счастлива и поэтому могла любить хоть какой суп, даже зелёный. А потом уж больше не любила никогда. Не случилось.
   Крапиву я тогда обходила исключительно стороной. В то время я ещё ничего не знала о заброшенных домах и заросших палисадниках. Это знание приходит потом, постепенно. Когда вдруг начинаешь ловить себя на мысли, что крапивный куст здесь смотрится не сорняком, а вполне по-хозяйски. Как будто крапива - это собственное имя. Николай Петрович Крапива. А рядом его Анна Ивановна Крапива. В тесном соседстве существуют с ними Василий Егорович и Марфа Игнатьевна Конопля, и вдова Лебеда Клавдия Захаровна, и сроду не бритый бобыль Макар Степанович Репей. И все вместе они - семейство Сорняковых, и дом теперь полностью их.
   Их теперь это дом - и дырявая крыша, и покосившаяся дверь, и ржавая табличка с номером, который когда-то писали от руки на бумажных конвертах, и письмо приходило всегда в деревянный почтовый ящик. С тёмными провалами окон, в которых загорался когда-то жёлтый свет. И там голоса где-то, и скрип калитки, и крылатые качели во дворе, от которых читается теперь одна только буква П - забытый портал, который давно уже никуда не ведёт.
   В знойный день будут особенно отчётливо пахнуть полынь и конопля. Неизвестно чья кошка пройдёт мимо и посмотрит презрительно. Будут висеть разноцветные ковры на заборах живых домов, будет стоять велосипед у калитки и герань на окне. Но мне хочется прочитать ржавый адрес сквозь крапиву и репей. Смотреть сквозь пустые окна, как сидят дети на чистом солнечном полу и кормят яблочными огрызками огромный гардероб с носом и глазами.
   Это хорошо для души и почти не грустно. Идти мысленно горячей дорогой, в конце которой непременно будет вода. И чтобы на середине пути там непременно была злая собака под табличкой, а ещё лучше - гуси, которые работают на Бабу Ягу под фальшивой фамилией "Лебеди".
   Сейчас схватят, унесут и поминай как звали. И через много лет ты вернёшься в свои края, преодолев любые заклятия, в то же самое число, только безнадёжно другого года. Вернёшься по-своему свободным человеком, попившим на своём веку живой воды и поевшим молодильных яблок. По-своему мудрым человеком, которому будет понятен тихий, внятный язык семейства Сорняковых во главе с Крапивой, мимо которой хочется пройти небрежно и в то же время так, чтобы хоть немного, но обжечься.