Поразительная, ни на что не похожая книга Юрия Коваля, славно перечитывается в декабре. Перечитывается как плывётся - по самой медленной реке в мире. Хочется останавливаться после каждой фразы, переживать задумчивость и восторг. А когда случится пристать к берегу, выйти на него немножко другим человеком. Как будто даже лучше прежнего.
"Есть на свете такие люди, которые умеют убегать.
Сидят, сидят вместе со всеми за дружеским столом, едят, пьют, смеются – и вдруг вскакивают, хлопают дверью – и бегут!
За ними гонятся, кричат, извиняются, уговаривают, а они бегут, бегут, убегают. А потом уж падают в траву и плачут.
Мне такие люди не очень нравятся, но я, между прочим, и сам такой человек. Не знаю почему, но порой я и сам так вскакивал и убегал, прятался и плакал, а потом уж бежал дальше. Где бы я ни был, где бы ни жил, я в конце концов обязательно оттуда убегал, только скорость убега была разной - то помедленней, то побыстрей."
Жанр? Я даже не знаю. Философская сказка с элементами реальности? Реальность с элементами сказки? Фантастическое путешествие? Все подходят определения, как подходит любому человеку мечта, одиночество, дорога, желание быть с кем-то по пути... Никакие последователи и преследователи не угонятся за Юрием Ковалем, как бы медленно ни уплывал он в туман.
Одна из самых потрясающих в нашей литературе сцен любви и нелюбви, и полулюбви, и других древнейших человеческих чувств, плывёт и плывёт в самой лёгкой лодке в мире.
"- А куда ж я дену капитана? - ошеломлённо твердил я и уже тянул к ней губы, подобно степному дудаку, хотя откуда же у дудаков губы, у них же эти, клювья… О, Господи, не все ли равно - клювья ли, губы, все это ерунда, ромашка, Папашка, борьба борьбы с борьбой… Нет, но поцелуй все-таки странный фрукт - не груша ли он? Впрочем, с чего это, почему это поцелуй - фрукт? Он совсем непохож на фрукт. Кто же он? Не дерево ли?
Наконец, обвешанный поцелуями как дуб желудями, я оторвался от предмета неожиданной моей страсти. В двух шагах от нас стоял художник Орлов. Он был потрясён, скомкан и смущён. Древо поцелуев остолбенило его.
Остолбененный, глядел он на нас, хотел отвернуться и не в силах был, застигнутый врасплох.
- Вы что это? - испуганно сказал он. - Целуетесь, что ли?
- Между нами - дерево, - ответил я, полагаясь на головокруженье.
- Да нет, почему, пожалуйста, - сказал Орлов. - Приехала со мной, а целуется с тобой. Всё правильно.
- Орлов, пойми, - сказала Клара, - мы теперь поплывём вместе."
Между ними дерево. И между всеми тоже дерево.
Очень возможно, что лодочный бамбук был найден именно в это время, только давно; в одну из самых длинных декабрьских ночей. Поэтому кажется, что если я сейчас выйду на улицу, полную метели и фонарей, я тоже смогу что-то найти. И оборотень милиционер-художник укажет путь.
"Потом милиционер-художник стал показывать свои этюды, а мы пили чай. Стакан за стаканом, этюд за этюдом. Время шло, бамбуком и не пахло.
Меж тем милиционер всё больше превращался в художника. Он уже снял шапку и размахивал руками, как это делали, наверно, импрессионисты. Орлов похваливал этюды, а я маялся, вопрос «где бамбук?» крутился у меня в голове.
- Ты что молчишь? - сердито шепнул Орлов. - Хочешь бамбук - хвали этюды.
- Отличные этюды, - сказал я, - сочные - вот что ценно. А где же бамбук?
- А зачем вам бамбук? - спросил милиционер-художник, слегка превращаясь в милиционера. – Для каких целей вам нужен бамбук?
Вопрос был задан столь серьёзно, будто в желании иметь бамбук заключалось что-то преступное. Шура как бы прикидывал, не собираемся ли мы при помощи бамбука нарушить общественный порядок.
Орлов объяснил, в чем дело, и не забыл похвалить этюды, напирая на их сочность. Милиционер-Шура-художник-любитель немного смягчился."
Может быть, правильный жанр этого произведения - притча? Хвалим-то мы этюды, а думаем в это время про бамбук. И всё в жизни так: хочешь бамбук - хвали этюды, напирай на сочность. И мы как можем напираем. Но как быть, если обнимают сразу с двух сторон?
"Толкаясь локтями, мы жали Шурину руку, обещали принести пластинки к его граммофону. Орлов даже обнял милиционера и сказал:
- Становись-ка ты, Шура, художником.
Мне захотелось поспорить с Орловым. Я обнял Шуру с другой стороны:
- Не слушай его, будь милиционером.
- Я и сам не знаю, как тут быть, - признавался милиционер-художник, притопывая валенками. - Душа разрывается. И то и другое – дело нужное.
- Надо избрать что-то одно, - сказал Орлов. - И дуть в эту дудку. А то душа разорвется.
- У меня душа крепкая, - объяснял Шура. - Её так просто не разорвать.
- Дуй в две дудки, - уговаривал его я. - Это душу укрепляет."
Но далеко не каждому так везёт - иметь самую крепкую душу в мире. Вот и начинают люди выдумывать себе лодку, и выходят в метель искать единственный свой бамбук...
"Есть на свете такие люди, которые умеют убегать.
Сидят, сидят вместе со всеми за дружеским столом, едят, пьют, смеются – и вдруг вскакивают, хлопают дверью – и бегут!
За ними гонятся, кричат, извиняются, уговаривают, а они бегут, бегут, убегают. А потом уж падают в траву и плачут.
Мне такие люди не очень нравятся, но я, между прочим, и сам такой человек. Не знаю почему, но порой я и сам так вскакивал и убегал, прятался и плакал, а потом уж бежал дальше. Где бы я ни был, где бы ни жил, я в конце концов обязательно оттуда убегал, только скорость убега была разной - то помедленней, то побыстрей."
Жанр? Я даже не знаю. Философская сказка с элементами реальности? Реальность с элементами сказки? Фантастическое путешествие? Все подходят определения, как подходит любому человеку мечта, одиночество, дорога, желание быть с кем-то по пути... Никакие последователи и преследователи не угонятся за Юрием Ковалем, как бы медленно ни уплывал он в туман.
Одна из самых потрясающих в нашей литературе сцен любви и нелюбви, и полулюбви, и других древнейших человеческих чувств, плывёт и плывёт в самой лёгкой лодке в мире.
"- А куда ж я дену капитана? - ошеломлённо твердил я и уже тянул к ней губы, подобно степному дудаку, хотя откуда же у дудаков губы, у них же эти, клювья… О, Господи, не все ли равно - клювья ли, губы, все это ерунда, ромашка, Папашка, борьба борьбы с борьбой… Нет, но поцелуй все-таки странный фрукт - не груша ли он? Впрочем, с чего это, почему это поцелуй - фрукт? Он совсем непохож на фрукт. Кто же он? Не дерево ли?
Наконец, обвешанный поцелуями как дуб желудями, я оторвался от предмета неожиданной моей страсти. В двух шагах от нас стоял художник Орлов. Он был потрясён, скомкан и смущён. Древо поцелуев остолбенило его.
Остолбененный, глядел он на нас, хотел отвернуться и не в силах был, застигнутый врасплох.
- Вы что это? - испуганно сказал он. - Целуетесь, что ли?
- Между нами - дерево, - ответил я, полагаясь на головокруженье.
- Да нет, почему, пожалуйста, - сказал Орлов. - Приехала со мной, а целуется с тобой. Всё правильно.
- Орлов, пойми, - сказала Клара, - мы теперь поплывём вместе."
Между ними дерево. И между всеми тоже дерево.
Очень возможно, что лодочный бамбук был найден именно в это время, только давно; в одну из самых длинных декабрьских ночей. Поэтому кажется, что если я сейчас выйду на улицу, полную метели и фонарей, я тоже смогу что-то найти. И оборотень милиционер-художник укажет путь.
"Потом милиционер-художник стал показывать свои этюды, а мы пили чай. Стакан за стаканом, этюд за этюдом. Время шло, бамбуком и не пахло.
Меж тем милиционер всё больше превращался в художника. Он уже снял шапку и размахивал руками, как это делали, наверно, импрессионисты. Орлов похваливал этюды, а я маялся, вопрос «где бамбук?» крутился у меня в голове.
- Ты что молчишь? - сердито шепнул Орлов. - Хочешь бамбук - хвали этюды.
- Отличные этюды, - сказал я, - сочные - вот что ценно. А где же бамбук?
- А зачем вам бамбук? - спросил милиционер-художник, слегка превращаясь в милиционера. – Для каких целей вам нужен бамбук?
Вопрос был задан столь серьёзно, будто в желании иметь бамбук заключалось что-то преступное. Шура как бы прикидывал, не собираемся ли мы при помощи бамбука нарушить общественный порядок.
Орлов объяснил, в чем дело, и не забыл похвалить этюды, напирая на их сочность. Милиционер-Шура-художник-любитель немного смягчился."
Может быть, правильный жанр этого произведения - притча? Хвалим-то мы этюды, а думаем в это время про бамбук. И всё в жизни так: хочешь бамбук - хвали этюды, напирай на сочность. И мы как можем напираем. Но как быть, если обнимают сразу с двух сторон?
"Толкаясь локтями, мы жали Шурину руку, обещали принести пластинки к его граммофону. Орлов даже обнял милиционера и сказал:
- Становись-ка ты, Шура, художником.
Мне захотелось поспорить с Орловым. Я обнял Шуру с другой стороны:
- Не слушай его, будь милиционером.
- Я и сам не знаю, как тут быть, - признавался милиционер-художник, притопывая валенками. - Душа разрывается. И то и другое – дело нужное.
- Надо избрать что-то одно, - сказал Орлов. - И дуть в эту дудку. А то душа разорвется.
- У меня душа крепкая, - объяснял Шура. - Её так просто не разорвать.
- Дуй в две дудки, - уговаривал его я. - Это душу укрепляет."
Но далеко не каждому так везёт - иметь самую крепкую душу в мире. Вот и начинают люди выдумывать себе лодку, и выходят в метель искать единственный свой бамбук...
Комментариев нет:
Отправить комментарий