Два рассказа

   Они для меня так парой и шли всегда, эти два купринских святочных рассказа. Две трогательные и счастливые истории о необыкновенной встрече, случившейся в самый сочельник и волшебным образом изменившей судьбу героя. Мы-то сейчас, понятное дело, ни в какие такие встречи не верим, в сказки все эти. Но в глубине души наперекор сильному своему разуму только их и ждём - необязательно накануне, а просто так, хоть когда-нибудь.
Но в канун ждём особенно, иррационально, тайно. А вдруг?
   Первый святочный рассказ Куприна называется "Тапёр". Далеко не в детстве я как следует поняла фразу Аркадия Николаевича Руднева, сказанную им в тот момент, когда он безошибочно распознал в маленьком бедном реалисте большой талант: "Но ведь это безбожно заставлять его играть танцы".
   В детстве об этом как-то не думаешь. Чем плохо играть польку, если человек умеет? И краковяк в нашем детском саду тоже был в почёте, и упражнения с гимнастической палкой сопровождались по возможности музыкально. Но потом постепенно начинаешь понимать: талант не может сидеть на польках и частушках, он должен расти. И не размениваться на пустяки. Это противоестественно, когда художник вынужден малевать магазинные вывески и рекламу, певец и танцор веселить жующую корпоративную публику, а поэт сочинять стишки на заказ к свадьбе и юбилею. Вместо того, чтобы служить своему делу, будить в людях большие чувства и сложные мысли, и хоть немножко поднимать их над собой - чтобы посмотрели со стороны и удивились.
   Рассказ "Тапёр" - о неравнодушии и великодушии. Проще говоря - о чуде. Ведь мог Аркадий Николаевич просто сунуть мальчику деньги в конверте за работу, или даже похвалить и поблагодарить. А потом пусть дальше идёт себе играть по целым вечерам. Но нет, в этот праздничный хлопотный вечер потревожил Аркадий Николаевич самого Рубинштейна, и настаивал, и приговаривал:
  " - Ну хоть что-нибудь, Антон Григорьевич. И для меня и для детей это будет навсегда историческим событием, - продолжал просить хозяин."
   Вот, значит, как. Не я - слава мне! - принял участие в судьбе талантливого ребёнка (не забудьте упомянуть моё имя в мемуарах), а для меня и детей это будет историческое событие, семейное предание из уст в уста, рассказ о встрече с волшебством.
Если бы все люди использовали так своё знакомство с Рубинштейном...
   " -  Голубчик, да ведь это Рубинштейн. Понимаете ли, Антон Григорьевич Рубинштейн! И я вас, дорогой мой, от души поздравляю и радуюсь, что у меня на ёлке вам совсем случайно выпал такой подарок. Он заинтересован вашей игрой..."
   Сделать хоть что-нибудь, совсем случайно. А потом оказывается, что сделано всё возможное.
"Реалист в поношенном мундире давно уже известен теперь всей России как один из талантливейших композиторов, а необычайный гость с царственным лицом ещё раньше успокоился навсегда от своей бурной, мятежной жизни, жизни мученика и триумфатора. Но никогда и никому Азагаров не передавал тех священных слов, которые ему говорил, едучи с ним в санях, в эту морозную рождественскую ночь его великий учитель."
   Что же мог такое священное говорить Рубинштейн в санях этому мальчику? Я думаю, всё то же: не разменивайся на пустяки, служи своему делу. Несмотря на то, что это чудовищно трудно - поднимать людей над собой.
   А "Чудесного доктора" я в этом году прочитала Игоряну. Хоть даже про себя мне непросто читать этот рассказ, даже внутренний дрожит голос. Игорян слушал притихший, и был повод вспомнить о том, что доктор не только выписывает рецепты в своём чистом и тёплом кабинете, но и говорит ещё "Едемте!" в отчаянный момент ускользающей жизни, и нет для него бедных и богатых, врагов и своих, умных и дураков, прикреплённых к участку и бесхозных, имеющих при себе страховой полис и забывших дома оный. Доктор говорит:
" -  Кроме того, хотя бы вашей дочери и сделалось лучше, во всяком случае пригласите завтра доктора Афросимова. Это дельный врач и хороший человек. Я его сейчас же предупрежу. Затем прощайте, господа! Дай бог, чтобы наступающий год немного снисходительнее отнесся к вам, чем этот, а главное - не падайте никогда духом."
   И сразу хочется не падать духом. И даже если доктор предупредил: не ешь "Краковскую", не буду с тобой возиться, когда живот схватит, он, конечно, возиться будет. Сначала отругает, а потом и микстуру даст.
   Рассказ Куприна "Чудесный доктор" так же, как и "Тапёр" - о неравнодушии и великодушии. О том, что и мы, вовсе не доктора и вовсе не чудесные, можем сделать хоть что-нибудь. А потом оказывается, что сделано всё возможное. Даже необыкновенная встреча под Новый год, в которую не верим, но ждём - наперекор сильному своему разуму. Ждём Рубинштейна и профессора Пирогова. Ведь у каждого из нас в душе есть своя территория отчаяния.