Уж...

   В детстве красное солнце на закате означало, что завтра будет ненастный день. А не хотелось бы в такой момент - ни серого, ни хлюпанья, ни одеваться в кофту с длинными рукавами. Не хотелось сто лет жить в дожде.
   Другое дело - после: ходить в сандалиях по плотному золотому песку; собирать драгоценные белые камни, которые таинственно и первобытно высекают друг из друга искры в темноте; дышать мокрыми розами шиповника; замечать, как непросохшая грязь похожа в нетронутом виде на тёмный плавленый сыр, а в тронутый вид её приводить не хочется - жалко. Хочется стоять и постепенно приходить в себя, приходить в новый мир, думать только о важных вещах.
   В тот тихий и тёплый вечер, когда садилось солнце, никогда не верилось, что завтра будет ненастье. Может быть, затяжное. Но примета не подводила никогда. Это чёрному коту, перебежавшему дорогу, не было веры, и споткнувшейся левой ноге, и горящим ушам, и внезапно открывшейся безудержной икоте. (Я-то знаю точно, что никто сейчас про меня не вспоминает, поздно уже про меня вспоминать в одиннадцать часов вечера.)
   Но красное солнце, садившееся в тучу, было неумолимо, и закон природы был равнодушен к нашим богатым внутренним мирам. И был дождь.
   Много, очень много дождей пролилось с той поры, но закаты пламенеют всё так же ярко. И вторая половина лета, по-другому неумолимому закону, проходит быстрее первой. Особенно когда замечаешь вдруг, что вечера стали темнее и тише. А в небе, по-прежнему высоком и ярко-синем, раскинулось огромное перистое облако, действительно похожее на перо огромной птицы, которое вот-вот возьмёт в свою лёгкую руку огромный Пушкин, чтобы написать гениально, беспристрастно и очень глубокомысленно: "Уж..."
   Уж небо осенью дышало... Это примета верная. Это вам не чёрные коты и не горящие уши. Но хотя бы один вспоминающий про нас обязательно должен существовать в этом закатном мире.