Болит да не больно

   В детстве, когда я слышала сочетание "малиновый звон", то так себе и представляла: раскачивается где-то между небом и землёй тяжёлый колокол, и звук льётся из него густой, ароматный, различимый не только ухом, но и глазом - малиновый.
   А потом была передача "Будильник", в которой Сергей Образцов рассказывал про свою коллекцию кукол, и это было довольно скучно, но я всё равно смотрела. Я думала и надеялась, что это не навсегда, не на весь час эфирного времени, что ещё будет весело. Но оказалось, что это навсегда.
  Были в той передаче, кроме кукол, очень красивые колокольчики, и я крепко запомнила, что рассказал про них Сергей Образцов: самые лучшие и чистые звуком колокола отливали в городе, который назывался Малин - отсюда и звон их был малиновый.
   Очень хорошее, очень вкусное название, и в городе таком хотелось жить. Слушать малиновые колокола и есть малину, которую каждый добрый житель выращивает там в своём саду - столько, что хватает всем медведям, всем зимним простуженным и всем летним любителям, и всем Ёжикам, несущим сквозь туман с одинокой Лошадью внутри, узелок лучшего в мире варенья, просвечивающего сквозь стекло прозрачной плотностью и маленьким золотом косточек, которые и проглотить не страшно.
   Этой ягоде единственной был назначен собственный цвет - малиновый. Про неё пели привязчивые эстрадные песни, сколоченные из набора немногих слов. Но они не оставляли в душе той невыносимой тоски, которую принесли однажды в наш второй класс на урок пения студентки-практикантки из музыкального училища. По их команде мы тянули заунывно, раз за разом, песню про другую русскую народную ягоду. И не было конца той песне и тем урокам:
                                     Ходила младёшенька по борочку-у,
                                     Брала, брала ягодку земляничку-у.
                                     Брала, брала ягодку земляничку-у,
                                     Наколола ноженьку на былинку-у.
   Всё было чуждо мне в этой песне. Игрушечный борочек, вместо настоящего, полноценного бора, в который мой дед ездил на велосипеде за настоящей, полноценной земляникой, в котором однажды побывала я сама, и своими глазами видела в траве след, примятый каким-то огромным звериным туловищем; странная эта младёшенька, которую я считала именем, а не возрастной группой, и её крестьянская босая ноженька, но особенно - наши практикантки, которые после очередной порции тягучих слов -
                                    Наколола ноженьку на былинку-у,
                                    Болит, болит ноженька, да не больно-о -
стали приставать к нашему отнюдь не музыкальному классу с вопросом: "Что значат эти слова: болит, болит ноженька, да не больно"?
   Ответа никто не знал. Я думаю, что и наши временные учительницы его не знали. Возможно, их самих спрашивал о больной ноженьке, которая не болит, на каком-нибудь строгим зачёте каверзный преподаватель. И они не ответили, и преподаватель не подсказал, потому что тоже не знал ответа. Так и остался навсегда открытым этот глубоко философский вопрос.
   Мы тянули историю про несчастную младёшеньку на разные дурные голоса, а девочки-практикантки другими дурными голосами кричали на нас, ставили "двойки" без счёта, грозились написать докладную директору.
   Возможно, они мечтали о консерватории, о торжественных залах, наполненных умной и чуткой публикой, а получилось училище с практикой во втором классе, с неразгаданной младёшенькой и такими же неразгаданными лоботрясами, которые вместо того, чтобы вдумчиво и аккуратно писать полную строчку скрипичных ключей, плюются через трубочку жёваной бумагой. И никак, никак не могут понять, что Григ прекрасен, а Иван Сусанин народный герой. Главное - дотянуть до звонка всем участникам, а потом станет легче, станет всё равно.
Может быть, это и есть - болит да не больно?
   Хорошо, что малину не нужно было тянуть на оценку, как младёшеньку и ягодку земляничку. И никаких вопросов к ней быть не могло. Её любили просто так, её любили все.

 - Такая ягода, состоящая из множества маленьких шаров, которая мне нравится, - говорит Игорян.
   Нижние ветки он объедает сам. А к верхним, на которых висят самые лучшие, самые близкие к солнцу ягоды, приходится продираться мне, показывая чудеса гибкости и находчивости, потому что, по закону природы, малина всегда соседствует с крапивой, лишний раз напоминая о том, что все удовольствия нашего мира непременно бывают уравновешены коварным ожогом.
   И там, в самых густых зарослях, где развесил свою высокохудожественную сеть терпеливый и злой паук, где ещё не ступала в этом сезоне нога человека, я буду поспешно собирать самые отборные ягоды. И самая отборная из отборных непременно ускользнёт, сорвётся и затеряется в густой траве, в тени и крапиве - как письмо из далёкого города Малина, в котором звонят невыразимые колокола...

  А когда я выберусь на волю - с тонкими белыми царапинами на руках, неминуемо ужаленная крапивой и укушенная комаром, но зато с полной пригоршней малины - Игорян приостановит свои бесконечные рассказы и будет есть по одной: сначала самые спелые, самые красивые, самые огромные, а напоследок те, что не очень, и даже временами розовые. И никак не удаётся уговорить его сделать хоть раз по-другому, от хорошего к лучшему. Будет вкуснее, попробуй!
Нет, не удаётся.
   Вот съедена самая последняя ягода. Болит да не больно - потому что завтра созреет новая малина, и долго будет ещё зреть. И звон малиновый будет стоять над этой землёй, различимый всеми чувствами, включая шестое...