Когда-то я твёрдо знала, что буду жить вечно. И каждый новый июнь подтверждал всем своим трудно заходящим солнцем, розовым и белым клевером, жадно вцепившейся в голое плечо женщиной-комаром: будешь, будешь всегда. Я знала этот закон наизусть, а потом забыла.
В июне всё только начиналось, сияло где-то впереди. Остановившееся время было счастливым и сиреневым, как пять лепестков; оно исполняло любые желания. А теперь, слушая, как тоскливо и таинственно вскрикивает в тёмных ветвях невидимая и одинокая птица без имени, я думаю о том,что июня стало меньше ещё на один длинный день, ещё на один быстрый год, ещё на одну мгновенную жизнь.
Обрывки прохожих разговоров, их смех, влетающий в открытое окно, как пух и мух чужой жизни, как потёмки чужой души, как одинокий крик неизвестной птицы... Всё длинно, всё кратко. Всё пройдёт, всё.
Мой июнь всегда был жёлт юными одуванчиками, чистотелом и акацией, мягок одуванчиками пожилыми и тёплым тополиным снегом. Он был кислым от незрелого крыжовника, пронзительным и острым от первой редиски. К нему липли, как к грибной нежной шляпе, все травинки и листы. Июнь был смешной, как насекомое имя - пенница слюнявая, такой же вездесущий и неуловимый. Он всерьёз относился к самому короткому дождю, к пузырям в луже и совершенно наплевательски - к длинному списку литературы на лето. В июне, лёжа на животе, читали только своё.
Июнь путался в ногах, как нескошенная трава, уводил тропинкой то к реке, заросшей кувшинками, то в леса, где живёт последняя в мире, занесённая в Красную книгу Баба Яга, то в поля, бесконечные, как море, по которым сколько ни плыви, а всё будет стоять на горизонте высокая, обшарпанная, давно молчаливая колокольня. По ней и выйдем мы прямо к дому в самый длинный день своей жизни. И воздух вокруг будет звенеть за двоих...
Так хорошо и так жалко, что ещё одно июньское утро прошло. На жаркой и пустой детской площадке что-то весело приговаривает своему суровому коту последняя в мире Баба Яга. Я поднимаю в охапке тяжёленького даже в шортах сына потрогать листья редкого в наших краях дуба. А частые в наших краях одуванчики неистовствуют вовсю, и время вокруг сиреневое. И всё липнет к этому июню, как к нежной грибной шляпке. И первая в этом сезоне женщина-комар ответственно выполняет свою историческую миссию в открытом космосе моего плеча.
И нужно дунуть что было силы на то, что уже успело отцвести - чтобы кружился в воздухе пух. Как мух, как смех, как обрывки разговоров о том, что мы будем жить вечно.
В июне всё только начиналось, сияло где-то впереди. Остановившееся время было счастливым и сиреневым, как пять лепестков; оно исполняло любые желания. А теперь, слушая, как тоскливо и таинственно вскрикивает в тёмных ветвях невидимая и одинокая птица без имени, я думаю о том,что июня стало меньше ещё на один длинный день, ещё на один быстрый год, ещё на одну мгновенную жизнь.
Обрывки прохожих разговоров, их смех, влетающий в открытое окно, как пух и мух чужой жизни, как потёмки чужой души, как одинокий крик неизвестной птицы... Всё длинно, всё кратко. Всё пройдёт, всё.
Мой июнь всегда был жёлт юными одуванчиками, чистотелом и акацией, мягок одуванчиками пожилыми и тёплым тополиным снегом. Он был кислым от незрелого крыжовника, пронзительным и острым от первой редиски. К нему липли, как к грибной нежной шляпе, все травинки и листы. Июнь был смешной, как насекомое имя - пенница слюнявая, такой же вездесущий и неуловимый. Он всерьёз относился к самому короткому дождю, к пузырям в луже и совершенно наплевательски - к длинному списку литературы на лето. В июне, лёжа на животе, читали только своё.
Июнь путался в ногах, как нескошенная трава, уводил тропинкой то к реке, заросшей кувшинками, то в леса, где живёт последняя в мире, занесённая в Красную книгу Баба Яга, то в поля, бесконечные, как море, по которым сколько ни плыви, а всё будет стоять на горизонте высокая, обшарпанная, давно молчаливая колокольня. По ней и выйдем мы прямо к дому в самый длинный день своей жизни. И воздух вокруг будет звенеть за двоих...
Так хорошо и так жалко, что ещё одно июньское утро прошло. На жаркой и пустой детской площадке что-то весело приговаривает своему суровому коту последняя в мире Баба Яга. Я поднимаю в охапке тяжёленького даже в шортах сына потрогать листья редкого в наших краях дуба. А частые в наших краях одуванчики неистовствуют вовсю, и время вокруг сиреневое. И всё липнет к этому июню, как к нежной грибной шляпке. И первая в этом сезоне женщина-комар ответственно выполняет свою историческую миссию в открытом космосе моего плеча.
И нужно дунуть что было силы на то, что уже успело отцвести - чтобы кружился в воздухе пух. Как мух, как смех, как обрывки разговоров о том, что мы будем жить вечно.
Яркая и сочная зелень.Жизнь продолжается
ОтветитьУдалитьЕщё как продолжается! У нас всё зазеленело и расцвело прямо на глазах, как в сказке.
Удалить