Так вы не из Новосибирска?

   У поэта Роберта Рождественского есть стихотворение, которое называется "Марк Шагал"...
Полагаю, что этой фразы вполне достаточно, чтобы отпугнуть от дальнейшего повествования всех случайных прохожих. И теперь можно писать совершенно свободно.
   Итак, у поэта Роберта Рождественского есть стихотворение "Марк Шагал":
                          Он стар, он похож на своё одиночество.
                          Ему рассуждать о погоде не хочется.
                          Он сразу с вопроса:
                          " - А Вы не из Витебска?.." -
                          Пиджак старомодный на лацканах вытерся... 
   Роберт Рождественский уже много лет был в числе моих любимых поэтов, когда я случайно узнала, что родился он в Сибири, причём не в простой, а в глухой; село Косиха - кто знает, где это? И это так странно - родиться поэту в Сибири. Все самые главные поэты должны непременно рождаться в Москве или Петербурге-Ленинграде. Во всяком случае по ту сторону Урала. А по эту сторону какие могут быть поэты? Здесь для поэтов очень низкая плотность населения и, следовательно, очень мало надрыва.
   Но вот в Рождественском плотность очень большая, и надрыв соответствующий. И так он умеет подставить слова, которые в реальной жизни даже не рифмуются, а у него выходит единственно возможное сочетание:
                         "Нет, я не из Витебска..." -
                          Долгая пауза.
                          А после - слова
                          монотонно и пасмурно:
                          " - Тружусь и хвораю...
                          В Венеции выставка...
                          Так Вы не из Витебска?.."
                          " - Нет, я не из Витебска..."
   Он соединяет несоединимое прямо во мне. Помогает поверить и в своё одиночество, и в лацканы вытертые. И совсем не хочется рассуждать о погоде. Хочется начать прямо с вопроса: "А вы не из Новосибирска?" Поговорить бы...
   Но так трудно укладывается имя моего города в стихотворную строку. А ведь я почти видела в нём летающих людей, которые вырвались наконец из всех своих курток, и сначала не могли поверить: как? неужели можно? И тело без рукавов в первый миг кажется самому себе улиткой, лишённой панциря, а потом разгоняется - и летит.
   Летит над деревянным зодчеством и новостройками, над вечно холодной и хмурой рекой, над всей городской вкусицей и безвкусицей, над парикмахерскими и пельменными, "зебрами" и газонами, над группой китайских туристов, тщательно и организованно фотографирующих Оперный театр...
                         Он в сторону смотрит.
                         Не слышит, не слышит.
                         Какой-то нездешней далёкостью дышит...
  Сон, в котором цветёт черёмуха, обязательно приснится с четверга на пятницу, а потом сбудется. И мы с подругой студенческих лет, сбежав со скучного спектакля, впервые заметим в девять вечера, что ветер, оказывается, бывает тёплым.
   И я растеряюсь, встретив в парке живого лопуха и большого одинокого одуванчика. Буду просто стоять и смотреть на них, как на великую тайну природы. Найду листву и поднесу к лицу, вдохну острый и блаженный запах.

   А там, где сосен гораздо больше, чем шестьдесят три или шестьдесят четыре, но место всё равно хоть на один день да зачарованное, можно сидеть, прислонившись спиной к солнечному стволу и смотреть, как старинное облако-утюг в небе медленно преображается в нечто, а потом в ничто...
   И город вокруг с таким трудом укладывается в рифму, но всё-таки медленно встаёт на место, сочетая несочетаемое, даря единственно возможное, обрушиваясь резко континентально всеми своими поэтами и художниками, чудесно проросшим лопухом и черёмухой, которая пока только снится. Летящими людьми, которые будут жить. Ветром, который бывает тёплым.
Так вы не из Новосибирска?
   И совсем не хочется рассуждать о погоде.