Новосибирское время

   В один из весенних дней диктор в телевизоре напоминал и предупреждал: не забудьте, товарищи, осуществить переход с зимнего времени на летнее, перевести стрелки на один час... Только я не могла никак запомнить, куда именно - вперёд или назад. И до сих пор не помню.

   И начиналась суета: часы настенные, часы наручные, будильник... Ничего не забыли, не оставили навеки в зиме? Хорошо, что тогда не было микроволновок, духовок с таймерами, компьютеров и мобильных телефонов; перевод осуществлялся довольно быстро. Но были и невнимательные, были забывчивые, были рассеянные двоечники и прогульщики, которые не слышали диктора и хоть кол им на голове теши, и всё им как об стенку горох. Поэтому предусмотрительное государство велело перемещать стрелки в ночь с субботы на воскресенье: проспит "Утреннюю почту", и поделом ему, зато в понедельник на работу не опоздает.

   Перевод стрелок взад-вперёд имел научное обоснование: экономия электричества, человеческие биоритмы... Но, по моим ощущениям, стресса от него было гораздо больше, чем пользы: тело, привычное вставать в школу в темноте, начинало пугаться и метаться спросонок, увидев за окном белый свет. Как? Что? Проспала? Опаздываю? (А это и есть натуральное приглашение на казнь - идти пустыми гулкими коридорами, стучаться в класс, где уже все давно сидят: "Извините за опоздание, можно войти?" И учительница так тебя извинит, что на всю жизнь запомнишь.) Но потом с облегчением вспоминаешь о переводе стрелок; на сегодня казнь отменяется.

   Какие там биоритмы? Кто засиживался до поздней ночи, тот продолжал засиживаться. Кто рано встаёт, тот должен быть бодр и здоров, но не у всех получалось, как в народной мудрости.

   Люди, отдающие приказ о переводе стрелок, хотели таким образом показать, что от них что-то зависит в миропорядке, что они способны влиять и управлять. На самом деле от них не зависит ничего, а экономить электричество никто и не собирался.

   Не мы управляем временем, а время управляет нами.

   Перевод стрелок на зиму и лето был сплошным неудобством, заданием на выходные для всей страны. А смена часовых поясов была магией.

   Ежегодное путешествие с родителями в Москву было волшебством, и хотелось, чтобы подольше не кончались эти два дня и две ночи - перестук колёс на рельсовых стыках, долгие и короткие остановки в чужих городах, купленное на перроне мороженое с другим вкусом, невнятная ночная перекличка диспетчеров. 

   Но самым главным было время, которое постепенно отпускало от себя, оставалось позади, сизым облаком летело к родному дому. Это было похоже на состояние невесомости: к вечеру первого дня минус один час, полёт нормальный; следующим утром минус два, потом три... И, наконец, таинственное время, московское, самое главное, которое живёт в радио, в кремлёвских курантах и в наших железнодорожных билетах (но родители не запутаются, они знают). 

   Мы ехали двое суток по горизонтали, мы ехали четыре часа по спиралям бесконечности. В Москве было раннее-раннее утро; только что политы свежей водой улицы, но уже в полную силу везёт метро. И во мне тоже было раннее утро, и во всём мире. Я была новой и невесомой, как воздушный шар на празднике.

   Сейчас меня не заманишь в поезд на двое суток никакими соблазнами. Очутиться на два дня и две ночи в тесном замкнутом пространстве с чужими людьми, спать на полке, есть на маленьком столике, слушать храп в ночи; нести в пакете помыть помидоры по длинному, узкому, качающемуся коридору, а там будет занято сто лет; смотреть и смотреть в окно на пейзаж, который не меняется тысячу километров; подсознательно опасаться, когда грузный сосед с верхней полки над моей головой начинает ворочаться, а полка поскрипывать...

   Я разучилась радоваться дороге. Время от пункта А до пункта Б нужно просто перетерпеть. Так пусть это будут не двое суток, а четыре часа туда и три с половиной обратно за те же деньги (или даже дешевле). 

   Выбрать заранее место возле иллюминатора, обнаружить, что тебе не читается толком, не думается, не пишется и не говорится. В самолёте люди не разговаривают, как в поезде, не играют в карты, не разгадывают сканворды. В самолёте пережидают. Впереди кто-то пристёгнут ремнём, сзади пристёгнут, сбоку пристёгнуты двое подряд. В тот момент, когда ты захочешь выйти, они будут спать, или делать вид, потому что спать в вертикальном положении невозможно, только у некоторых мужчин иногда получается этот трюк. Лучше вообще не пить прохладительные напитки после взлёта и перед посадкой, отказаться от послеобеденного чая.  Но всё равно ведь пьёшь, и выйти неминуемо - где-нибудь над Пермью или Нижним Новгородом. А двое пристёгнутых слева спят, по иронии судьбы они окажутся некоторыми мужчинами.

   Слава грудному ребёнку в соседнем ряду! Спасибо за то, что естественным образом потревожил чуткий сон пристёгнутых, разрешите пройти? А там очередь, над Нижним Новгородом или Пермью, все брали двойной кофе после обеда, брали чай с лимоном, входящий в стоимость билета. И когда ты наконец возвращаешься в свой дальний двенадцатый ряд, двое слева опять спят. И ребёнок в соседнем ряду спит, и вся надежда на себя, разрешите?

   Добраться до своего кресла возле иллюминатора, смотреть на не меняющиеся тысячу километров твёрдые белые облака внизу; быть в невесомости; не знать, какое часовое отличие там, внизу, через десять тысяч метров, у той маленькой, изогнутой как синяя шерстяная нитка, речки.

   Зато потом будет подарок. Во сколько взлетели, во столько и приземлились. Я была нигде целых четыре часа, и мои сутки растянулись, как жевательная резинка. И в Москве раннее утро. В Москве всегда раннее утро. А я уже успела выспаться, позавтракать, пообедать, разбудить пристёгнутых, взлететь и приземлиться. И ничего этого не было как будто.

   На обратном пути, как пузырь воздуха во льду, в моей жизни образуются пустые плюс четыре часа, которые я ещё долго - неделю, а то и две - не буду знать, куда пристроить, то ли к дневному сну, то ли к ночному бодрствованию. В сторону заката организм приспосабливается легко, а в сторону восхода мучительно, долго. Интересно, перелётные птицы чувствуют то же самое?

   Это программа была встроена в меня с детства: новосибирское время равно московскому плюс четыре часа. Потом сказали, что пусть будет три, потом, лет через двадцать, снова четыре. Люди, отдающие приказы, хотят таким образом показать, что от них что-то зависит в миропорядке, что они способны влиять и управлять. Но на самом деле от них не зависит ничего.

   Новосибирское время аморфно, текуче и расплывчато. В середине прошлого века наш город жил сразу в двух часовых поясах: жители левого берега отставали от жителей правого на один час, а по Оби проходила граница. Ну чем не шизофрения? И ничего, приспособились. И, может быть, даже ни одно первое свидание не сорвалось; никто не опоздал ни в гости, ни в кино.

   Когда был построен первый мост через реку, и транспортная сеть города стала единой, пришлось и время сделать единым, и победил наш берег правый. И до сих пор, попадая на чужой левый берег, я как будто переступаю сказочную черту, проникаю в безвременье, помню, как здесь не было ни одного моста в пятидесятых прошлого века, как здесь ходили древние люди и древние звери. Но три часа превращаю в четыре запросто. И наоборот. Какая разница? Ведь на самом деле это не мы управляем временем, а время управляет нами.