Книг это, конечно, никогда не касалось. Книги я таскала за собой из переезда в переезд (а их в моей сознательной жизни было пять). А люди, наоборот, в это время избавлялись от всех потенциальных источников пыли, не вписывающихся в свежий ремонт; вам не надо? Ну, разве кое-что, выборочно. Когда таскаешь за собой из переезда в переезд, лишняя сотня книг погоды не сделает.
Книги я таскала за собой упорно. А также всевозможные дневники-черновики, альбом с марками, гербарий и подшивку журналов "Пионер". Но и сгинуло на моей долгой дороге немало - сгинули куклы и мягкие игрушки, "Мурзилки" и "Весёлые картинки", и все мои детские рисунки, и прочее раннее творчество; так решили родители во время самого первого переезда.
Я травмирована этим фактом настолько, что теперь маниакально храню всё детское моих детей - начиная от первой распашонки и заканчивая любым рисунком и забавным словечком. И очень жалею, что от той меня совсем ничего не осталось, от той очень серьёзной меня, от дошкольной меня не осталось никаких материальных свидетельств и подтверждений. Не надо выбрасывать детское подчистую, это не барахло.
Но когда у тебя появляется первый в жизни двухкассетный магнитофон, зачем нужен проигрыватель? Прочь, с глаз долой! Мы трясущимися от вожделения руками брали друг у друга кассеты, переписывали их и слушали, слушали, слушали... Радио "Новая волна" смыло начисто тяжёлые чёрные диски, поцарапанные иглой на самом интересном месте. Безо всякого сожаления. Как смешны и нелепы все эти бабушкины сундуки! И так хочется на волю.
А через много лет взгрустнулось: ну как я могла так легко и бессердечно? Душевная ведь была вещь, и столько связано с ней хороших воспоминаний. Проигрыватель с пластинками удалось потом восстановить, но это так, для атмосферы. Завожу я его очень редко, почти никогда, потому что компьютер лучше, удобнее, за три секунды он выдаёт абсолютно любую песню, сказку или радиопостановку, без хрипов, царапин и потрескиваний. Мне просто греет душу знание: у меня под рукой всегда есть ретро-мир, полный забытых имён и памяти о том, что нынешние замшелые и никуда не годные звёзды были когда-то молоды, легки и талантливы. А компьютер удобнее, я этого никогда не отрицала.
Именно к компьютере я нашла диафильмы - каталог из четырёх тысяч наименований в свободном доступе. И вспомнила, что фильмоскоп тоже прочь, старьё - так решили и все мои друзья, до единого. И все до единого помнят, какое это было настенное кино.
А было так. Шторы ценились как можно более плотные. Но ещё более ценился вечер, желательно зимний, когда шторы вообще можно не закрывать (но для таинственности это лучше всё-таки сделать, особенно во второй половине декабря), укрепить на одной из стен лист ватмана или белую простыню (а если стена без обоев, то можно ничего не укреплять, можно начинать сразу).
Вот и всё. Осталось только выбрать плёнку, зарядить плёнку, неторопливо прокручивать кадры и неторопливо читать. Куда спешить, если впереди бесконечный вечер?
Даже самые первые кадры смотрели мы зачарованно: много таинственных разноцветных квадратиков, непонятные белые цифры на чёрном фоне...
Я нашла в огромном бесплатном каталоге двухсерийный "Затерянный мир", который в детстве страшил меня чуть меньше, чем "Гулливер в стране Лилипутов". Помню! Ярко помню это обезьянье лицо, выглядывающее из кустов, эту огромную водяную змею, обхватившую человека в лодке. Всё так и было, и мне четыре года. Или не больше пяти.
Теперь пытаюсь объяснить сыну, как всё было на самом деле: шторы задвинуть, ватман прикнопить, плёнку заправить. Но он не понял, он смотрел в компьютере - удобнее, быстрее, лучше, с отреставрированным цветом и бесконечным выбором. Он смотрел без страха и с интересом, а потом попросил ещё.
И мы смотрели ещё. Смотрели "Человека рассеянного", смотрели "Балладу о королевском бутерброде", смотрели "Географические загадки" и прелестную сказку "Кот из булочной" - про то, как хозяйка напоила своего кота молоком с дрожжами, и кот уснул у печки, и стал огромен, и спас город от наводнения, лёг на пути озера; и коту за это дали огромную серебряную медаль. И всё это не мелькало перед глазами, а плавно перетекало из одного в другое.
На ура, три раза подряд, посмотрели мы "Горшочек каши". "Помнишь, - спросила я в гостях у подруги, с которой крутили когда-то по очереди ручку фильмоскопа. - Помнишь диафильм про кашу, на середине которого мы не выдержали и сварили точно такую же манную, как на стене?" (Тогда выражение "на стене" имело другое, прямое значение.)
"Помню ли я? - вскричала моя подруга. - Конечно, помню!" Она немедленно достала свой телефон и через три секунды мы вовсю созерцали те самые потоки аппетитной горячей каши, которой затопил весь город неугомонный волшебный горшочек.
"А "Ночь перед Рождеством" помнишь? Как боялись чёрта?" "Конечно, помню!" И вот уже мы созерцаем вовсю того самого чёрта, и нам почти даже страшно...
Диафильмы на компьютере смотрели мы с Игоряном несколько дней подряд. Нет, мне не захотелось купить настоящий раритетный фильмоскоп. Я хорошо понимаю, что мы не будем им пользоваться даже изредка, когда в интернете есть четыре тысячи лент в свободном доступе - быстро, удобно, и не нужно потом туго и компактно сворачивать блестящий скользкий фильм, немедленно закрывать крышкой непроницаемую чёрную коробочку.
Но как же приятно бесконечно прокручивать внутри себя настенное кино, в котором по правде есть серьёзная дошкольная я, и все мои истории, записанные зелёными разнокалиберными печатными буквами. Таскать за собой эти воспоминания по любому адресу - как альбом с марками и книги. Как всё детское, потому что оно не барахло и не старьё, и никакие не пережитки Плюшкина.
Комментариев нет:
Отправить комментарий