Моя улица брошена на карту города кусками, разрезана перпендикулярно другой улицей, самой главной, а дальше, где-то там, продолжение следует, если, конечно, хорошенько поискать (но лучше всего взять проводника из местных), куда-то идёт сама по себе и заканчивается, если верить Википедии, в смежном квартале. Растворяется в пространстве, уходит в никуда. Ослиная тропа и есть. Или козлиная...
Называется улица Ермака. В детстве у меня была нарисованная на дереве картинка: большой, богатырский Ермак замахивается светлым разящим мечом, а ему на поклон смиренно идут три маленьких сибирских хана; росточком они Ермаку приблизительно по колено. Я гордилась, что Ермак Тимофеевич такой огромный - как Сибирь, и все три хана ему подвластны. Сейчас я не уверена, что нога атамана-завоевателя ступала по территории, на которой расположен современный Новосибирск. Но улица пусть будет. Улица имеет значение.
Очень мало кто из людей живёт на Невском проспекте, или на Мойке, на Арбате или на Пречистенке. Чаще всего люди живут на улицах никуда не выдающихся, ничем не примечательных и никем не воспетых. И хорошо, если у той улицы есть хотя бы не оскорбительное для слуха название.
О чём думал человек, утверждающий своей высочайшей подписью название 1-ая Механическая, Гидромонтажная или Туннельный спуск? Явно не о том, что что на этих улицах будут стоять дома, а в домах будут жить люди, которые имеют право на свой маленький индивидуальный уют, на свой маленький пейзаж за окном, на свой маленький жилой человеческий адрес. Адрес человека - это почти судьба. Куда приведёт?
Самый первый дом в моей жизни стоял на улице Ленина. С таким адресом можно было родиться в любом населённом пункте нашей необъятной страны - не промахнёшься. Можно было родиться в городе, в районном центре и в деревне, в колхозе и совхозе, на заводе и фабрике, на площади, в институте и в музее; можно было родиться прямо в пионерской организации или в метрополитене. Под любым памятником и бюстом, как под кустом, был готов новому гражданину Страны Советов и стол и дом.
Если бы бедный Ленин знал, сколько всего назовут его настоящим именем и ненастоящей фамилией, он, может быть, и вовсе не стал ввязываться в это дело. Остался бы в селе Шушенском на вечное поселение, надел валенки с двойными подошвами, между которыми так и останутся забытыми исписанные мельчайшим почерком секретные листовки. И пошёл бы в этих валенках по стопам своего родителя: открыл бы школу для смышлёных крестьянских мальчиков, оставил бы о себе добрую народную память. И не маялся бы сто лет мумией между тем и этим светом; многим и многим детям дал бы возможность родиться на улице Абрикосовой, Виноградной, Тенистой, Сиреневой и Каштановой. Но он ничего не знал и валенки отправил своим товарищам.
На улице Ленина я прожила один год, а потом мы переехали. Но вырваться из цепких объятий пламенного учительского сына, беззаветного распространителя запрещённой литературы не получилось. Мой новый адрес был - улица Ульяновская. Чу́дище о́бло, озо́рно, огро́мно, стозе́вно и ла́яй...
В тринадцать лет я переселилась на улицу Кошурникова. Это был возраст нигилизма и глобальных переименований всего, что под руку попадётся, вплоть до названия страны. Я не знала, кто такой Кошурников, и не очень-то стремилась узнать: скорее всего, борец и революционный подпольщик, кто же ещё? Это был возраст ленивого невежества.
И лишь спустя много лет, во время работы в издательстве, мне попалась рукопись, из которой я узнала, что Александр Михайлович Кошурников - инженер и учёный; он занимался трассированием и проектированием железных дорог в сибирской тайге, и во время одной из экспедиций трагически погиб. До последней минуты он вёл дневник - уже не для себя, для других. Чтобы знали, если найдут...
Так я поняла, что жила на настоящей улице. Что улицам, названным в честь лучших людей, ничего не грозит. А называть улицы, площади и бульвары в честь власти экономически не выгодно - очень дорого обходится переименование.
Потом я жила на улице Сибирской - название простое, нейтральное и совершенно безликое. Потом на улице Максима Горького. К тому времени главная улица Горького страны уже давно была переименована в Тверскую, но много неглавных так и остались Горькими, по всем нашим необъятным просторам. Пусть они так и останутся Горькими.
А теперь моя улица Ермака. Не самая странная в городе, не такая, как Бурлинская, на которой всего один дом; не такая, как улица Моцарта (чьим же ещё именем называть улицы в сибирском городе, не правда ли?), но всё же не зря она заканчивается в смежном квартале, уходит в никуда и теряется нигде.
Никуда не выдающаяся, никем не воспетая. Здесь бесконечные парковки вместо деревьев, здесь жутковатый каменный лев и быт не без погрешностей.
Комментариев нет:
Отправить комментарий