Тем не менее точно такие рыбки и точно такие карандаши были у всех моих одноклассников. Много красных рыбок и несколько редких оранжевых. Я хотела себе оранжевую.
Карандаши были твёрдыми, как честное слово. След на бумаге они оставляли бледный, тонкий, невнятный, стачивались очень медленно. Поэтому ходить с поклоном к рыбке приходилось нечасто: "Смилуйся, государыня рыбка! Не хочу быть дворянкой столбовою и владычицей морскою. Хочу, чтобы карандаши у меня были яркие и мягкие, чтобы точила ты легко и остро!"
Ничего не ответила рыбка, лишь хвостом своим дерево терзала. Так моё желание не исполнилось.
Потом появилась в моей жизни и в моём портфеле точилка другая - круглая, в виде футбольного мяча. В неё карандаш нужно было вставить и крутить по часовой стрелке. Волшебный момент жизни - отправлять в мяч карандаш старый, некрасивый, слушать лёгкое похрустывание, извлекать через полминуты освежённый, преображённый, идеальный. Разделить мяч пополам, вытряхнуть мелкие цветные стружки...
Только очень скоро мяч перестал точить сладостно - стал прокручивать вхолостую, ломать, портить. Ходить к мячу стало так же бесполезно, как к рыбе. Карандаши оставались твёрдыми, бледными, бесконечными. И было непонятно, почему в жизни не бывает так - чтобы и след яркий, и резец острый. Чтобы поломанный грифель вызывал не досаду на рыбу, мяч и весь белый свет, а только волшебное предвкушение - сейчас буду крутить. И карандаш всё короче, и видно, какой цвет у человека самый любимый. И человек виден.
Почему так не бывает - чтобы и рисовалось, и точилось? Я не знаю.
У Игоряна в распоряжении самые лучшие карандаши, мягкие, акварельные - щедрое наследство старшей сестры. Такое количество оттенков и цветов, что хватило бы сразу на десятерых Игорянов. В том числе белый карандаш, который никогда нигде не используется, но пусть будет. Ведь для чего-то же он появился на свет.
Самые лучшие у Игоряна карандаши, а точилка обыкновенная, как ни крути. Точилка отказывается после очередного карандаша - скребёт, ломает, работает вхолостую. А нужна всё чаще: нежные акварельные грифели опасно хрустят под яростным нажимом.
- Игорян, зачем ты давишь так?
- Я просто от природы такой сильный, - невозмутимо отвечает Игорян, закрашивая вольными штрихами заданного на дом поросёнка в штанах.
- Точилка - это метод профанов! - говорит Эвелина. - Только нож! Это медитация - точить карандаши ножом.
Да? Я думала, что точить карандаши - это наказание, как наряд вне очереди. Какое счастье, когда кто-то ближний любит работу, которую ты терпеть не можешь. Двойное счастье - наблюдать за такой работой.
Эвелина берёт нож, берёт все карандаши Игоряна, к весне пришедшие в полную негодность, и медленно, вдумчиво чинит их. Медитирует от зелёного к синему, от красного к жёлтому. Падают мелкие цветные стружки, исполняется потихоньку желание.
Игорян закрасил поросёнка в штанах и теперь рисует вторую половину кота.
- Оранжевым окончательно закрашу, - говорит Игорян. - Будет рыжий кот!
- Можно сделать полосатого или пятнистого, - предлагает Эвелина. - Мало в тебе креативности, Игорян.
- Во мне очень много креативности! - уверенно отвечает Игорян. - Но вы не переубедите упрямого!
- А можно белого кота сделать, - придумала я. - И наконец использовать белый карандаш.
- Белого можно не закрашивать, он и так белый, - сказала Эвелина.
- Это будет халтурство! - твёрдо ответил Игорян. И сделал рыжими обе половины. И добавил от себя один хвост.
Мне бы такой белый карандаш в то время, когда меня не слышала ни рыба, ни мяч. Уж я бы закрасила своего кота от всей души. Не потому, что это не халтурство, а потому, что зачем-то же он появился в наборе мира - этот мягкий белый цвет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий