И вот теперь, десять лет спустя, я на клеточном уровне понимаю, что она имела в виду.
Везде - осторожно! Никого нет в безопасности.
Когда мы заходим в какой-нибудь маленький попутный магазинчик, Игорян, пока я выбираю и расплачиваюсь, рассматривает висящий на видном месте план помещения. Интересно же, схема. "Игорян, пошли!" "Подожди, - говорит внимательный Игорян. - Я ещё не до конца изучил этот лабиринт."
Лабиринт... Из которого нет выхода. Я никогда раньше не обращала внимания на эти схемы. Это же так, перестраховка, а по правде случиться ничего не может. Вон и огнетушитель красный рядом висит.
Но шестое чувство... Теперь я понимаю, почему не могу в торговых центрах, хочу поскорее на свободу. Потому что инстинкт, дремлющий до поры до времени глубоко на зверином уровне моей личности, активизируется и подсказывает: осторожно, ты в ловушке. Поэтому я с чувством иррациональной тоски прохожу мимо игровых зон, в которых аниматоры развлекают маленьких детей, чьи родители хотят спокойно заниматься шоппингом. Страх и тоска, хоть моего ребёнка там никогда не было, нет и быть не может. Просто это воздух такой. Или то, что нам продают под видом воздуха.
А с Игоряном я собиралась на мультфильм. Не в глухую коробку торгового центра, в кинотеатр, который ещё во времена моего детства был кинотеатром. Но закроют дверь, погасят свет, и у меня начнётся душевная паника, хоть я и помню твёрдо: здесь первый этаж, и вон светится зелёным светом слово "выход" прямо на улицу, и он будет открыт, после всего точно будет открыт. Когда ничего уже нельзя исправить, всегда всё открыто.
В школе, куда мой сын ходит на подготовку, одно время сидел внизу очень суровый охранник. Никого не пускал наверх без предъявления паспорта, без специальной записи в журнале: дата, время, цель визита. Родители ворчали: "Ой, да ладно! Вы же нас всех знаете!" "Я на работе, - отвечал суровый охранник. - И я соблюдаю инструкцию."
Повесить бы фотографию этого охранника на доске "Наша гордость" - просто за то, что честно соблюдает инструкцию. Кто знает, может быть, его принципиальность - это минус одна страшная новость в городской сводке. Может быть, чья-то спасённая жизнь. Может быть, жизнь ребёнка.
Сегодня минус одна страшная новость может быть равна спасению мира. Не так уж много и нужно для его спасения. Всего лишь честно соблюдать инструкцию. Помнить, что все мы на своей планете работаем людьми. Хотя бы не молчать, когда убивают детей. Не снимать на телефон для своего аккаунта в соцсети, как выпрыгивает с четвёртого этажа одиннадцатилетний мальчик.
Ирина, меня душат слезы второй день.
ОтветитьУдалитьСлишком много боли, стараюсь переплавить ее не в ненависть и животный крик, а во что-то человеческое... Хочется сказать: люди, просто будьте!
Оля, ничего другого уже не остаётся. Всё самое страшное, что могло случиться, уже случилось. Только по-человечески теперь: беречь себя, беречь детей, насколько это вообще возможно перед жадной, бесчувственной, всё и всех под себя подминающей машиной. Вязкое, тупое чувство безнадёжности и ужаса.
УдалитьИ мы вспоминали наш любимый кинотеатр с выходами из любого зала на улицу! Наш Октябрь всегда был гордостью города, с настоящими пальмами до необыкновенно высокого стеклянного потолка, необычайное чудо. Вот уже несколько лет закрыт на бесконечные реконструкции и за это время горел.. много редчайших растений и животных пострадало. Как всё это опустошает.
ОтветитьУдалитьТак же не представляю возможным оставить ребёнка в игровой зоне одного, терпеть не могу наглухо закрытые города-коробки - ТЦ.
И несмотря ни на что желаю вам хорошего времени в кино.
Пусть хоть что-то изменится к лучшему, останется памятью, поможет в будущем не допустить.
Спасибо, Катя! Это уже правило такое: если что-то хорошее и для людей, то обязательно закрыто на столетнюю реконструкцию. Зато банки растут, как мухоморы, широко распахивают свои кредитные объятия. Но до конца человеческое истребить невозможно, ни у кого не получится. У нас сегодня в сквере, где мы обычно гуляем, траурная акция. Люди просто приходят, приносят цветы, игрушки, свечи - без лозунгов и речей. И у всех настоящие лица. И я подумала, что тоже кое-что могу: могу сказать, написать. И это останется.
Удалить