Среди ночи сбежал он из отцовского дома в одной рубахе, и с шапкой снега на светлой своей голове лучшего друга Ивана просит: "Дай полукафтаний!"
"Очумел, одумайся, сгинешь!" - испуганно отговаривает друг Шубной, уже понимая, что отговаривать бесполезно.
Нет, не сгинет. То судьба. Дал Иван полукафтаний, и денег дал, и обнял на дальнюю дорогу.
"Сквозь обжигающий ветер, замёрзший, голодный, днями и ночами упорно шёл Михайло", - выразительно говорил голос за кадром. И Михайло шёл - решительно, сосредоточенно, целеустремлённо и очень кинематографично. Шёл, проваливаясь по колено в снег, без шапки, в распахнутом полукафтаньи.
- Мне нравится, как он идёт! - сказал Игорян, заинтересовавшийся ситуацией.
Мне тоже нравится. Я помню, как смотрела в детстве, верила и не верила: возможно ли так? В Москву пешком учиться. Что за сила такая его вела?
И тут хор грянул величественно: "О вы, которых ожидает Отечество от недр своих, и видеть таковых желает..."
- Мне нравится, как они поют! - сказал заворожённый Игорян.
За окном стоял мороз силой в тридцать три градуса, законная погода не ходить на занятия.
Я до сих пор помню это счастье. Особенно во втором классе - очень суровая случилась в тот год зима. Сначала мы ходили, и ничего. До тех пор ходили, пока у нашей учительницы Риспалны по пути на работу не лопнули от мороза стёкла очков. И тогда уже радио объявило однажды утром, что ладно, так и быть, учащиеся младших классов могут не посещать.
Я сидела на кухне возле тёплой батареи, и пила чай со сгущёнкой, и готовилась выходить через десять минут. И вдруг спасение. Можно снимать чёрный фартук и коричневое платье с белым воротничком, можно снова ложиться под одеяло. Но не хотелось под одеяло, хотелось жить полноценно. Хотелось, чтобы и завтра утром радио разрешило никуда не ходить из дома. И чтобы никогда не кончался мороз.
- Игорян, - сказала я как радио, - Сегодня можно не ходить в школу, потому что очень холодно.
Как это не ходить? Игорян ещё три дня назад лично собрал свой рюкзак; он никогда не забывает никакую тетрадь, никакой цветной карандаш и бдительно следит за временем.
- Опоздаем!
- Не опоздаем, ещё рано.
- Уже без двадцати, опоздаем!
- Игорян, - не вытерпела я. - Тебе ещё полных одиннадцать лет учиться. Не надоест?
Игорян смотрит непонимающе: как может надоесть учиться? Ведь это так интересно!
Конечно. Особенно у ласковой учительницы, терпеливой и понимающей, которая хвалит за успехи и домашних заданий не даёт. Пускай. А что, нельзя наслаждаться? Не будем пока о седьмом и восьмом классе, о трёхбуквенных сочетаниях, к которым нужно готовиться даже во сне.
- Игорян, сегодня мороз. Никто не придёт, поверь.
В глазах Игоряна твёрдое решение и вопрос: "Так ты дашь полукафтаний?"
Дерзайте ныне ободренны... Мы оделись как следует и вышли на арктическую улицу. Хорошо, что от наших дверей до школьных ровно две минуты дороги.
...В пустом вестибюле стояли три учительницы трёх подготовительных классов, закутанные в пледы и шали. К каждой из них явилось в этот день ровно по одному ученику - два Михайлы и одна Михайла.
- Мы готовы заниматься! - с жаром сказали учительницы. - Мы очень хотим заниматься! Но холодно у нас в кабинетах.
Последний раз в кабинетах было холодно, когда в школе училась я - в самую страшную разруху самых страшных девяностых. И обжигающий ветер тогда был, и полукафтанье не спасало. Правда, нового Ломоносова в наших науках в те годы почему-то не случилось.
И пошли мы домой. И двое других дерзающих тоже пошли. Потому что в такую погоду имеют законное право сидеть дома и будущий Платон, и быстрый разумом Невтон. А когда потеплеет, можно снова начать дерзать.
Пошли мы домой. И я снова стала смотреть, как Михайло с непокрытой головой в числе лучших учеников Спасских школ едет учиться дальше, в Петербург. И снова грянул торжественный и величавый хор: "О вы, которых ожидает Отечество от недр своих..."
- Мне нравится, как они поют, - сказал Игорян.
И мне тоже нравится. Очень нравится, как они поют.
Комментариев нет:
Отправить комментарий