Не крендель, а человек с сердцем

- Игорян, что это за крендель? - спросила Эвелина, взглянув на магнитную доску, где только что был состряпан свежий детский рисунок.
   Сама она старательно, невесомыми карандашными штрихами, создавала на большом листе ватмана программного человека, считала в уме дни, оставшиеся до сессии. Получалось, что дней очень мало, что ничего не успевает, и спать сегодня опять не придётся.
 - Это не крендель, - с достоинством ответил Игорян. - Это человек с сердцем.
Сердце было очень большое. Наверное, очень добрый человек.

 - Может быть, это Железный Дровосек? - предположила Эвелина.
 - Да, - согласился Игорян. - После встречи с Гудвином. Он только что обрёл сердце.
Наверное, новое сердце всегда бывает очень большим.
 - Так ты подпиши, что это Дровосек, - предложила сестра. - А то непонятно.
Игорян ушёл от прямого ответа. Я поняла: слова длинные, и целых два. Очень много букв.
 - Хочешь, я научу тебя рисовать людей? - пожалел Игорян сестру. И то: сколько уже можно сидеть и штриховать, так и вся жизнь пройдёт. Динамичнее нужно как-то, живее, лаконичнее.
 - Научи, - смиренно попросила Эвелина.
 - Обращайся к профессионалам! - воскликнул Игорян, и тут же прямо маркером и научил. Я не думаю, что рисование будет его коньком. Зато Эвелина перестала считать дни до сессии и ей стало весело. И мне тоже стало весело. Ведь Игорян - не крендель, а человек с большим, новым сердцем.

   В этот вечер Игорян решил побаловать нас не только своими новыми летучими изображениями, но и подписями к ним. У него сейчас идёт самое милое время первых самостоятельных букв, ещё не отягощённое правилами и орфограммами.
 - Учёный! - объяснил на всякий случай Игорян.

  И правда учёный. Выражение лица у него такое, как будто одна колба только что взорвалась. И две другие, которые трепещут на столе, тоже сейчас взорвутся. Но учёному всё равно, он забыл, каких наук доктор. Может быть, он вообще уже не профессор, а только одна его голова.

 - Комета! - снова объяснил Игорян. - А грустное космическое тело - это планета, которая боится столкновения.

   Потом Игорян перешёл к древнейшим продуктам питания. Живой хлеб был как хлеб, а про молоко я бы сама не догадалась - что это такое течёт по наклонной плоскости с руками и ногами.

   Твёрдо помня о том, что у всякой головы по бокам растут уши, Игорян нарисовал ушастый огурец, обрезанный с двух сторон ножом. Тут Эвелина не вытерпела и сокрушённо приговаривая: "Неужели я этому учусь уже полтора года?" изобразила свой ушастый вариант.
 - Вызываю тебя, Игорян, на состязание! - сказала она.
Я решила, что победила дружба.

Игорян постепенно вошёл в художественный раж и нарисовал подводный мир.

 - Свежий взгляд! - стонала Эвелина от смеха. - Я тоже хочу свежий взгляд!
И я хочу свежий.
Олень нам обеим понравился совершенно серьёзно.

А также и снеговик.

 - Я же умею рисовать! - сказал Игорян.
 - А я нет, - сказала Эвелина.
А я вообще промолчала. Я встретилась с Гудвином гораздо раньше своих детей.