Чёрно-белый месяц

   Я смотрю ноябрь, как чёрно-белый фильм. День за днём. Снег летит людям прямо в лицо, как торт. Потом будем катать из него шары, строить первого в новом мире снеговика небольшого, пробного роста.
   Рот из рябины получился чересчур кровожадный, пусть лучше совсем не будет никакого. Да и зачем рот? Немой ведь фильм, с дрожащими на экране репликами и пояснениями.
   Вот чей-то поезд опять прибывает на станцию N, чьё-то очередное решительное объяснение, пламенный взор. Кто-то пылкий во фраке падает к ногам своей избранницы, сверкая идеальным пробором в напомаженных волосах. Вот просто люди, вот гуляют, вот спешат, вот жизнь во всей красе.

   Назавтра наш снеговик растает без следа. К вечеру тротуары затянет гололёдом, люди начнут скользить, людям нужна поддержка. Иногда в ноябре мне бывает грустно как Чарли Чаплину. В детстве мне казалось, что ноябрь пришёл и застыл, и больше никогда ничего не будет, кроме тяжёлых чёрных подъёмов, белых страниц в линейку или в клетку, вырванных для очередной самостоятельной работы или словарного диктанта. И все слова останутся на бумаге, и мне нечего больше сказать. Да и зачем говорить? Немой ведь фильм.
   Так и остался в сердце этот осколок, будто фрагмент кривого волшебного зеркала. Если собрать печаль всех школьников по поводу клеток и линеек, получится очень серьёзная величина. Без единицы измерения, но всё равно очень-очень много. И ничего никогда не будет, кроме чёрной доски и въевшегося в пальцы белого мела.
   Через много лет, когда мне уже давно нравились стихотворения Бориса Рыжего, я прочитала ещё одно и подумала: вот так и бывает, когда кто-то нашёл нужное слово за тебя, и теперь тебе будет легче с этим словом. Не говорить, нет. Просто слушать.
                            Маленький, сонный, по чёрному льду
                            в школу - вот-вот упаду - но иду.
                            Мрачно идёт вдоль квартала народ.
                            Мрачно гудит за кварталом завод.
                            «...Личико, личико, личико, ли…
                            будет, мой ангел, чернее земли.
                            Рученьки, рученьки, рученьки, ру...
                            будут дрожать на холодном ветру.
                            Маленький, маленький, маленький, ма… -

                            в ватный рукав выдыхает зима:
                            - Аленький галстук на тоненькой ше...
                           греет ли, мальчик, тепло ли душе?»
                           …Все, что я понял, я понял тогда:
                           нет никого, ничего, никогда.
                           Где бы я ни был - на чёрном ветру
                           в чёрном снегу упаду и умру.
                           Будет завод надо мною гудеть.
                           Будет звезда надо мною гореть.
                           Ржавая, в странных прожилках, звезда,
                           и - никого, ничего, никогда.
   Я ещё не знала тогда, что в ноябре мне предстоят настоящие, а не вырванные из тетради печали. Будет в них и никогда, и всё остальное. И всё-таки я очень люблю этот месяц - за его немоту, за молчаливую страсть чёрно-белых кадров, это высокое искусство природы, прибывающее, как поезд на станцию нашей жизни - строго по расписанию. Это одиннадцатая серия года, странный сюжет про мимолётных снеговиков и переодетых людей, про снег среди бела дня, про дождь среди чёрной ночи. Про пустые шаги и полное до краёв сердце. Немой фильм без главного героя, с дрожащими на экране репликами и пояснениями.