Смотреть сквозь аиста

   Бывает так,что твои ноги начинают вдруг гулять сами по себе, выбирают маршрут, не посоветовавшись с основной частью личности, и, уже изрядно уставшие, вдруг поворачивают не в сторону дома, а дальше - на очередную старую улицу. И нет в ней ничего примечательного, кроме трамвая: нового бесшумного бежевого трамвая, с электронным номером во лбу, а через пять минут следом - старого, дребезжащего, как груда металлолома, скрипучего трамвая. Вечного, бесконечного тринадцатого маршрута, в котором за века его существования столько было съедено счастливых билетов, что, кажется, должно хватить на всё человечество.
Отчего же люди ищут счастье до сих пор, и так редко его находят?
   Ничего там нет примечательного, кроме дороги вверх, а потом дороги вниз. Кроме длинного, как та дорога, названия - Серебренниковская. И ноги шагают сами по себе, и в отдельной голове никак не укладывается, что это длинное звонкое слово - всего лишь пламенная фамилия борца, который верил своей власти, и может быть, тоже хотел счастья всему человечеству, потому и умер не своей смертью чуть раньше тридцати. И только таблички на домах остались о нём - чётные и нечётные номера.
А человечеству всё никак не выпадает счастье - ни по билетам, ни в борьбе.
   Человечеству выпадают улицы - ведущие к дому или незнакомые, долгие пути и длинные названия.
   И мне слышится в том слове звон драгоценного металла лунного отлива, и лязг трамвая, и блеск стекла, в котором отражается и медленно проходит, и покидает нас навсегда ещё один день - мелкая монета, которой платят за билет в один конец...
   На улице Серебренниковской - драгоценной, старой, ничем не примечательной, встретила я прозрачного аиста. Если смотреть сквозь него, то возможно счастье.
   Можно ехать в тринадцатом трамвае по желанному билету, бороться за свой город и верить в него. И кто напишет, кроме меня, про эту улицу Серебренниковскую, про этот драгоценный металл? Кто протянет сквозь этого аиста, как сквозь игольное ушко, весь наш город? И заправит его в швейную машинку, тут же на углу, и оживит её, и проведёт самую первую кривую строчку - в никуда, в неизвестность, ни зачем. Лишь бы была.

   Я пройду вслед за своими независимыми ногами вверх, а потом вниз - по старой улице, полной тринадцатых трамваев, мимо прозрачного аиста, мимо надёжной швейной машинки, мимо памятника первому светофору.

   Он был здесь в 1936 году, и он переключался. И школа та была на углу, как теперь есть, и дети переходили перекрёсток. И новые дети переходят теперь перекрёсток, и секунды зелёного цвета всегда быстротечнее красных. И вот уже красный снова велит стоять.
   И самая главная соседняя улица созвучна - Красный проспект. Он не пролёг сквозь всю русскую культуру широко и прямо, как Невский - здесь обычный шум и суета, и вечерние автомобильные пробки, и чугунный неуклюжий вождь рядом с Оперным театром, и ресторан быстрой еды через дорогу, и вечная куча-мала большого города. Самый обыкновенный день самого обыкновенного Новосибирска. Кому нужно писать про Новосибирск?
   Но если посмотреть сквозь аиста... Если смотреть на мой город сквозь аиста - можно увидеть как тянется строчка. В никуда, в неизвестность, ни зачем. Лишь бы была.

Горбится серебряная улица,

И звенит немолодой трамвай,

Бравый постовой слегка красуется,

Оптимизмом плещет через край.

Как же было в том далёком времени?

Новый май катился по стране,

Школьники катились диким племенем,

Радуясь свободе и весне.

На зелёный смело проходи -

Много, очень много впереди.

Люди мчатся, день за днём торопится,

Вечный голубь в луже мочит клюв.

Осень всем велела приготовиться,

Жёлтым ненадолго промелькнув.

И, проспектом Красным перечерчены,

Мы стоим и думаем о том,

Как смешались все цвета в доверчивом

И навечно бравом постовом.

Стой, иди, минуточку внимания...

Правил много, соблюдай не все.

А трамвай звенел со всем старанием

И мечтал о пятом колесе...