- Ты только никому не говори, - сразу предупредила Эвелина. - Не порочь моё доброе имя. Я сегодня решила вспомнить дух того времени, своего дошкольного детства, и посмотрела несколько серий из "Не родись красивой". И теперь мне ужасно стыдно за содеянное. Никому не говори и особенно ничего не пиши.
Личность и её тайны должны быть строжайше неприкосновенны - это закон. "Будь спокойна, - следовало ответить мне. - Ни одной живой душе в мире не расскажу я о том, что ты, пусть краем глаза, но всё-таки смотрела историю любви искренней, но некрасивой секретарши Кати к неискреннему, но красивому боссу её Андрею Палычу.
Но я сказала так:
- Вот ты знаешь такого английского писателя - Лоуренса Даррелла? Читала что-нибудь из его творчества? И я нет, его читал только узкий английский круг. Зато весь мир знает о том, что он Ларри - старший брат Джеральда Даррелла. Знай, что после выхода в свет книги "Моя семья и другие животные" брат Ларри грозился подать в суд на брата Джерри за ущерб, нанесённый братом Джерри его писательскому облику. А если бы брат Джерри испугался и послушался? Если бы он прислушался к личности и больше никому ничего не говорил и особенно ни о чём не писал? Как бы сразу обеднел и побледнел наш мир!
- Это ты сейчас мне так намекаешь? - подозрительно спросила Эвелина. - Но мне же очень стыдно!
И я почувствовала себя на краткий миг Джеральдом Дарреллом накануне очередной книги.
- Что такое стыдно? - ответила я. - Почему стыдно? И главное - перед кем? Ты забыла разве? Оставайся такой как есть, оставайся сама собой.
Всех нас время от времени тянет на что-нибудь неприличное. Иногда вырывается, как джинн из лампы, вырастает до самых небес неистовым Хоттабычем тела: слушаю и повинуюсь, мой господин! "Немедленно мне сюда двойной гамбургер, - шепчет его господин, трясясь от предвкушения. - Чтобы это всё слоями лежало в большой булке - зелень, овощи, котлета чтобы там, и майонез волнами, и кетчуп; чтобы в рот влезало кое-как. И острые крылышки в придачу, наггетсов этих дико зажаренных штук двенадцать, и большую картошку фри, и - пропади оно всё пропадом! - пакет сосисок с газировкой!" Какое небо голубое, правда? И так стыдно, так мучительно стыдно потом... Да перед кем, граждане? Не смотрите вы по сторонам, оставайтесь сами собой. И пусть весь мир подождёт. Мы же не каждый день, мы изредка, мы внезапно.
Или вырывается вдруг из лампы и вырастает внезапно до небес неистовый Хоттабыч духа времени. И мы включаем даже не музыку, а какой-нибудь совсем свирепый ужас - только потому, что нам всем было тогда ровно по 18 лет, и не было у нас иных забот, кроме одной: выучить наизусть плач Ярославны к экзамену по древнерусской литературе. Какую-нибудь (я даже не знаю, что может быть ужасней) группу "Нэнси" что ли...
На столе чистый лист,
Не исписан он чист,
Совсем белый, как снег непримятый...
Зато сразу столько воспоминаний, столько приятных. А если и было там что-то страшненькое, так на то оно и Катя Пушкарёва, чтобы преобразиться и засверкать новыми красками - очаровать и навеки влюбить в себя. Дух времени. Почему мне должно быть за него стыдно? И главное - перед кем?
У каждого времени запах особый. И десять лет назад - это уже совсем другая Вселенная.
- У них там у всех кнопочные телефоны! - верила и не верила Эвелина.
Да что телефоны! Мы там все были другие, навсегда. Но иногда, не каждый день, а изредка и внезапно - остались такими как есть. Сами собой. И не смотрим по сторонам.
Личность и её тайны должны быть строжайше неприкосновенны - это закон. "Будь спокойна, - следовало ответить мне. - Ни одной живой душе в мире не расскажу я о том, что ты, пусть краем глаза, но всё-таки смотрела историю любви искренней, но некрасивой секретарши Кати к неискреннему, но красивому боссу её Андрею Палычу.
Но я сказала так:
- Вот ты знаешь такого английского писателя - Лоуренса Даррелла? Читала что-нибудь из его творчества? И я нет, его читал только узкий английский круг. Зато весь мир знает о том, что он Ларри - старший брат Джеральда Даррелла. Знай, что после выхода в свет книги "Моя семья и другие животные" брат Ларри грозился подать в суд на брата Джерри за ущерб, нанесённый братом Джерри его писательскому облику. А если бы брат Джерри испугался и послушался? Если бы он прислушался к личности и больше никому ничего не говорил и особенно ни о чём не писал? Как бы сразу обеднел и побледнел наш мир!
- Это ты сейчас мне так намекаешь? - подозрительно спросила Эвелина. - Но мне же очень стыдно!
И я почувствовала себя на краткий миг Джеральдом Дарреллом накануне очередной книги.
- Что такое стыдно? - ответила я. - Почему стыдно? И главное - перед кем? Ты забыла разве? Оставайся такой как есть, оставайся сама собой.
Всех нас время от времени тянет на что-нибудь неприличное. Иногда вырывается, как джинн из лампы, вырастает до самых небес неистовым Хоттабычем тела: слушаю и повинуюсь, мой господин! "Немедленно мне сюда двойной гамбургер, - шепчет его господин, трясясь от предвкушения. - Чтобы это всё слоями лежало в большой булке - зелень, овощи, котлета чтобы там, и майонез волнами, и кетчуп; чтобы в рот влезало кое-как. И острые крылышки в придачу, наггетсов этих дико зажаренных штук двенадцать, и большую картошку фри, и - пропади оно всё пропадом! - пакет сосисок с газировкой!" Какое небо голубое, правда? И так стыдно, так мучительно стыдно потом... Да перед кем, граждане? Не смотрите вы по сторонам, оставайтесь сами собой. И пусть весь мир подождёт. Мы же не каждый день, мы изредка, мы внезапно.
Или вырывается вдруг из лампы и вырастает внезапно до небес неистовый Хоттабыч духа времени. И мы включаем даже не музыку, а какой-нибудь совсем свирепый ужас - только потому, что нам всем было тогда ровно по 18 лет, и не было у нас иных забот, кроме одной: выучить наизусть плач Ярославны к экзамену по древнерусской литературе. Какую-нибудь (я даже не знаю, что может быть ужасней) группу "Нэнси" что ли...
На столе чистый лист,
Не исписан он чист,
Совсем белый, как снег непримятый...
Зато сразу столько воспоминаний, столько приятных. А если и было там что-то страшненькое, так на то оно и Катя Пушкарёва, чтобы преобразиться и засверкать новыми красками - очаровать и навеки влюбить в себя. Дух времени. Почему мне должно быть за него стыдно? И главное - перед кем?
У каждого времени запах особый. И десять лет назад - это уже совсем другая Вселенная.
- У них там у всех кнопочные телефоны! - верила и не верила Эвелина.
Да что телефоны! Мы там все были другие, навсегда. Но иногда, не каждый день, а изредка и внезапно - остались такими как есть. Сами собой. И не смотрим по сторонам.
Комментариев нет:
Отправить комментарий