Впасть в эпос

   Тест на чистоту дикции. Попробуйте быстро, внятно и без запинки произнести три имени: Вяйнемейнен, Илмаринен, Лемминкайнен. У меня уже почти получается. Перевернув последнюю, 169-ю страницу "Калевалы", я и не такое могу.
Йоукахайнен вызывает Вяйнемейнена на состязание!
   Когда закончили читать сборник карельских сказок (и я вполне прилично научилась выговаривать имя переходящей из сказки в сказку ведьмы Сюоятар), мой сын попросил ещё что-нибудь, столь же озёрное, северное, неторопливое; иногда прибалтийские гены явственно дают о себе знать.
   И тут я вспомнила, что где-то у нас стоит на полке и ждёт своего часа "Калевала" - памятник не только карело-финской культуры, но и канувшего в небытие Западно-Сибирского книжного издательства.

   "Калевала" слишком поздно попала ко мне в руки - я уже вышла из дошкольного и младшего школьного возраста, поэтому и не прочитала, заблудилась в трёх соснах Вяйнемейнена, Илмаринена и Лемминкайнена. Просто мы с книгой не совпали во времени.
   В школе учат: эпос, лирика, драма - три рода литературы. Уже потом, гораздо позже, когда жизненный опыт окончательно вытесняет из головы школьную программу, мы начинаем понимать, что это были не просто три рода литературы, это были три рода жизни. И так это всё взаимосвязано на самом деле: приливы и отливы, затмения и прозрения, и смена времён года.
   Я уже не была эпичной, когда впервые встретилась с "Калевалой". Самый эпичный  слой населения - это дошкольники. Они живут в мире былинных героев, и мир этот сотворён божественной парой родителей. Картина его целостна, правдива, устойчива и незыблема. Можно 33 года просидеть сиднем, а потом встать и победить всех, это совершенно нормальное явление.
   Мир держится на повторах, он подчиняется раз и навсегда заведённому порядку: сначала будет обед, потом суббота, потом день рождения, а потом Новый год.
   Краткий, счастливый период поверженного Соловья Разбойника. За короткое время нужно успеть прочитать невероятное количество сказок, потому что они являются единственной правдой эпичного человека.
   Потом наступит лирика - отрочество, юность. Время чувств. Это не я, это мой лирический герой.
   Ну, а потом, известное дело, драма. Жизнь. Единство места, времени и действия. У кого-то классицизм, у кого-то театр абсурда. На два раза пропустив себя сквозь эту мясорубку, хорошо бы снова впасть в эпос. Теперь уже окончательно. Верить в мир, спасённый добрыми героями.
   Но, видно, страсти всё ещё бушуют во мне. Приблизительно в середине "Калевала" притомила меня изрядно. Вот один за другим (и все безрезультатно) съездили в сумрачную Похъёлу, сватались к красивой дочери злой старухи Лоухи, старый мудрый Вяйнемейнен, искусный кузнец Илмаринен, весёлый охотник Лемминкайнен. Потом целый длинный рассказ старый мудрый Вяйнемейнен тщательно мастерил лодку, неторопливо делал из щучьих костей кантеле (музыкальный инструмент на манер гуслей), играл на кантеле, все слушали кантеле. Кузнец Илмаринен во всех подробностях ковал чудесную мельницу Сампо, отвозил Сампо в Похъёлу, освобождал Сампо...
   Я переживала глубокую внутреннюю драму. А мой эпичный сын не отступал: дальше. Я уже почти без запинки произносила все имена.
   Самый последний рассказ был о том, как герои Калевалы победили злую старуху Лоухи, похитившую солнце и месяц, выпустили на волю небесные светила.
   "С той поры навсегда осталось на небе золотое солнце.
Каждый день встаёт оно над землёй и на счастье всем добрым людям посылает свет и тепло.
На счастье всем людям осталось и поющее кантеле - чтобы звонкой песней начиналось на земле утро, чтобы радостным был долгий день и ясным - тихий вечер."
   И такой прекрасной предстала перед моими глазами эта светлая, счастливая страна, населённая спокойными, добрыми людьми и героями, так хотелось верить в неё и так верилось, что я невольно поймала себя на мысли: кажется, пройдя всю "Калевалу" от начала до конца, я понемногу впадаю в эпос. Ой, ты гой еси!