Голова Джефферсона

Другая натура

   В моём детстве поездка в Москву была событием из ряда вон выходящим, уделом избранных. Как будто прошёл отбор в первый отряд космонавтов - и теперь все звёзды твои, все жвачки и фирменные джинсы в придачу.
   Почти никто из моих одноклассников не бывал в Москве, а я каждое лето ходила с родителями по скользкой брусчатке Красной площади, хотела все марки из киосков "Союзпечати", неизменно дивилась трём вещам.
   Во-первых, почему автомат размена в метро точно знает, что на мои 15 копеек ему нужно выбросить со звоном ровно три пятака - три поездки Ильи Муромца? Это было волшебство. Откуда он знает? Однажды родители дали мне полтинник. Бряк-бряк-бряк - посыпался круглый дождь, не поместился в кулаке. Ровно 10 пятаков, 10 школьных булочек. Объесться и объездиться.
   Я готова была вечно размениваться на пятаки, но родители нетерпеливо тянут - туда, к турникетам, которые только и мечтают о том, чтобы схватить меня своими плоскими металлическими руками: прямо пойдёшь - себя потеряешь.
   Не зажали, приняли мою жертву с гербом и решкой. Можно идти дальше, ехать далеко-далеко, глубоко-глубоко, в красочную мраморную преисподнюю имени главной мумии нашей страны, лежащей на главной площади, под охраной чёткого, строгого почётного караула.
   Осторожно, двери закрываются! Следующая станция "Новослободская". И ехали мы по кругу.
   Вторым чудом был столичный воздух. Не такой, как у нас, совсем другой. Пыльный запах горячего бесконечного лета, широкой листвы, жидкого молочного эскимо и густого пломбира, разрезанного напополам прямо в упаковке, весёлой фанты и противных котлет с зеленью в стеклянном кафе на ВДНХ. Запах бульваров и скамеек, больших дорог и долгожданных встреч... В далёком прошлом весь этот воздух.
   Наконец, третьим московским чудом были негры, некоторые прямо в первозданном виде - в своих национальных костюмах. Давно закончилась олимпиада, но, видимо, её участникам так понравилась наша гостеприимная, дружелюбная столица, что они не очень спешили по домам, решили пустить корни. Так мне казалось в то время.
    У нас негры запросто по улицам не ходили, у нас негры были в страшном дефиците и строго распределялись по организациям. Лично я видела только одного - он приехал к нам в школу бороться за мир, он подписал все наши открытки зелёным фломастером: "От Карлоса..." - и дальше неразборчиво. Карлос был очень высокий и безмолвный, одет в яркую куртку, белел зубами. Мне кажется, что все мы на его фоне (включая учителей и директора) выглядели куда более угнетёнными.
   А в Москве негров было сколько хочешь. На них никто не обращал внимания, как на марки в киоске "Союзпечати". Негры ехали в метро, ели пломбир, стояли в очереди за бананами. В то время в нас воспитывали не то чтобы открыто враждебное, а настороженное отношение к иностранцам. Негры не казались иностранцами. Они были инопланетянами, с которыми удалось вступить в контакт. Негры улыбались и всегда подписывали открытки.
   Где-то там, в далёком времени, остались три моих московских чуда. Больше не надо ехать в Москву за фирменными джинсами, за красивыми марками, за толстогубой улыбкой на чёрном дружеском лице...
   Однажды девочка - одногруппница - моей дочери зашла в простой новосибирский магазин и увидела там негра. Просто так негра, а не олимпийского чемпиона, не борца за мир. Он покупал продукты и не подозревал, что в трёх шагах от него стоит художница первого курса, у которой сейчас тема: портрет. Ничего не знал прохожий чернокожий парень о том, что все художницы первого курса особенно пристально вглядываются в людские головы. И видят череп. Видят натуру.
   Девочка подошла к негру и немедленно с ним познакомилась. Оказалось, что Джефферсон приехал к нам из Кении учиться в строительном институте.
   Приходи к нам в художественное училище, Джефферсон, позируй нам. Пожалуйста! Ты такой ценный для нас, такой необычный, включая надбровные дуги.
   Джефферсон согласился, телефон дал, слово своё сдержал, в назначенный день пришёл. И даже удалось найти общий язык, потому что целая одна девочка из группы имела хороший английский. Вы не подумайте, что у нас глушь, у нас все учат английский, некоторые даже десятилетиями. Реклама на улице подбадривает: без английского нынче никуда. Но большинство жителей нашло свой путь - они учат десятилетиями, а кто-то один договаривается.
   Джефферсон позировал, добродушно и честно. Художницы первого курса усиленно рисовали его неевропеоидную голову.
"Получилось?" - спросила я вечером. "Ну, так, - уклончиво ответила Эвелина. - Кое-что, кое у кого... Думаешь, это так просто?"
  Нет, я не думаю, что это просто. Во всяком случае, не проще, чем солидарно бороться за мир.