Посреди колодца, как постамент, светился белым прямоугольный параллелепипед, только на нём не памятник стоял, а ботинок. А ещё неподвижно лежал человек во втором ботинке и зимней куртке с меховым капюшоном.
Когда мы занимали свои места, человек уже лежал - десять минут или вечность, кто знает? Мы стали смотреть, что будет. Ничего не было. Потом свет погас и начался спектакль.
Откуда-то из-под первого ряда на сцену вылезли четыре чёрных человека в масках с бакенбардами и кудрявых париках. Несмотря на их крайнюю узнаваемость, мне первой мыслью пришёл в голову старый фильм про лампу Аладдина. Джинн спрашивает, как лучше всего покарать злого магрибского колдуна: удавить его? утопить? стереть в порошок? "Пусть уходит на все четыре стороны!" - говорит великодушный Аладдин. И раб лампы, незнакомый с человеческими иносказаниями, выполняет просьбу своего господина буквально: злой чародей тут же делится на четыре без остатка и с горестными криками разбегается по белу свету.
Четыре Александра Сергеевича сняли маски и тоже заговорили все разом. Причём один из них оказался женщиной, но она тоже была Пушкин. Многоликий Пушкин, бесконечный Пушкин, Пушкин наше всё, ни на минуту не умолкающий в молчаливой голове лежащего на постаменте полуобутого персонажа по фамилии Питунин - человека, убитого Пушкиным, именем Пушкина и во имя Пушкина.
Не могла же я пропустить такое, хоть и опасаюсь современного театра. "Спасти камер-юнкера Пушкина", режиссёр Чехов. Это не псевдоним, а правда.
Как я могла пропустить Пушкина в постановке Чехова? Да ещё четырёх Пушкиных одновременно.
Я снова подумала о том, что профессия актёра на редкость трудная и неблагодарная: в течение первых приблизительно получаса человек на постаменте ни разу не шевельнулся в своей зимней куртке; потом медленно перевернулся на спину и долго лежал не мигая. К концу первого действия он надел второй ботинок.
А четыре разнополых Пушкина тем временем рассказывали его печальную историю. Михаилу Питунину не везло с малых лет: в детском саду Пушкин преследовал его сказками; в школе имени Пушкина - утверждённой программой: то лирика, то "Евгений Онегин". От Пушкина не было спасения, и к восьмому классу Питунин совершенно точно знал, кто виноват. И ненавидел Пушкина от всей души: почему Дантес не застрелил его раньше? почему он не умер в младенчестве в конце-концов? почему сказочница Арина Родионовна не умерла? за что мне такие мучения?
Какой-то совсем редкий, психический экземпляр. За всю свою жизнь я не разу не встречала школьника, хоть немного увлечённого Пушкиным, это правда; но и большой ненавистью себя тоже никто не утруждал. Выучили-сдали-забыли. Обычная схема, отработанная десятилетиями. Кому и когда было дело до той дуэли, до тех роковых совпадений?
Минимум, который следует знать про Пушкина взрослому человеку: как был он суеверен (перебежавший дорогу заяц; предсказание цыганки: будешь жить долго, если на 38 году не погибнешь от руки белого человека с белой головой и на белой лошади); как причудливы и разнообразны были отношения поэта с противоположным полом и какая в этом списке стоит по счёту Наталья Николаевна; и, разумеется, какие чувства связывали барона Геккерена и сына его приёмного Дантеса. По возможности, перевести эти знания на "общедоступный язык": "Наташка припёрлась", "Геккерен Дантеса от дуэли отмазал"... И даже в театре нет спасения от нецензурного, которое, может быть, и является частью великого и могучего, а только чувство такое, будто прошли в твою заветную комнату и натоптали там от всей души.
Можно ли в таком состоянии спасти камер-юнкера?
Между тем он продолжал преследовать повзрослевшего Питунина: девушки на свидании требуют стихов про любовь; замполит в армии требует на 7 Ноября про декабристов...
Злой гений неожиданно давал о себе знать в самый неподходящий момент - например, в самой пучине девяностых, когда неудачливый коммерсант Питунин, брошенный женой, одинокий и отчаявшийся, вдруг спрашивает у книжного лотошника: "Пушкин у вас есть?" Пушкин? Какой Пушкин? Нет спроса - нет и Пушкина.
И в эту минуту за спиной Питунина откуда ни возьмись вырастают Сека и Витёк - два бывших балбеса из его школы, а ныне успешные рэкетиры, мгновенно почуявшие золотую жилу. Как это у вас нет Пушкина? Сейчас давайте штраф, а завтра Пушкин чтоб был!
И пошли они с этой богатой идеей по всем книжным точкам Петроградской стороны.У вас Пушкин есть? Нет? Нехорошо.
На следующий день, томики Пушкина, поспешно выдернутые из домашних библиотек, лежали всюду наравне с детективами, комиксами и голыми журнальными обложками. Обязательные и невостребованные, как школьная программа по литературе. Система образования обходит её дозором, как рэкетир, грозит поставить на счётчик. Спросу нет? А меня не волнует.
Всё закончилось в духе того времени. Сека и Витёк захотели обладать хорошей питерской квартирой Питунина, а чтобы хозяин не возражал, решили его устранить. И, почувствовав в животе первую пулю, Питунин догадался: он успел, он спас камер-юнкера, рванувшись к нему сквозь пространство и время. Удивился второй пуле, а после третьей очутился в карете Дантеса рядом с невредимым Пушкиным, и что-то говорил ему такое про антибиотики. А Пушкин в ответ: "Ну что вы! Какие у нас антибиотики?"
Прав, как всегда. Какие антибиотики? Хоть тысячу раз представляй себе, как всё могло быть иначе, но было именно то, что было. Сделано всё возможное для любви и ненависти - ни строчкой больше. И восставший с белого постамента ради одного-единственного монолога в самом конце спектакля Питунин освободился, снял всё зимнее.
Но только вряд ли это что-то изменит. Нельзя больше спасти камер-юнкера. Никак нельзя. Камер-юнкер ушёл на все четыре стороны.
Комментариев нет:
Отправить комментарий