Сильнее войн, дольше людей, милосерднее времени

Однажды мы наводили порядок в издательстве. Разбирали книжные шкафы, откладывали в макулатуру что-нибудь ненужное, устаревшее, просроченное, вышедшее из употребления.
   В дальнем тёмном углу, во втором ряду, за пылью и паутиной, я отыскала и вытянула на свет книжку в зелёном картоне, без опознавательных знаков. Видно, её родная обложка полностью износилась, и книгу переплели заново, подклеили изнанку разными негодными бумагами - как придётся, лишь бы покрепче. "Бухгалтерский отчёт за 1914 год" - красовалось на заднем форзаце вверх ногами.

  А на форзаце переднем - детским почерком чернильный пример в столбик. 

  Книга оказалась сильнее двух мировых войн вместе взятых, дольше людей, милосерднее времени.
   Уже истрепалась её другая обложка - новая, 1914 года, титульный лист - весь в татуировках прежних библиотечных номеров и неясных печатей: "Томская губерн. Центральная Библиотека", "Переинвентаризация 1933г. - тонкий, шелестящий, жёлтый. Он рассказывал неторопливо и с достоинством: "Сочинение Легувэ. Чтение как искусство", Москва, типография И. П. Малышева, Пречистинский бульвар, Иерусалимское подворье, 1884.

 .

   Тот самый мир, та самая Пречистенка. Филипп Филиппович Преображенский ещё молод, ещё не профессор, ещё не придуман и знать не знает о Шарикове. Льву Николаевичу Толстому ещё жить да жить, и всё впереди у Чехова. Четырёхлетний Сашура Блок через год напишет свои первые стихи, многих богов и титанов Серебряного века ещё нет на свете.
   А тот, кто однажды разрушит этот мир до основания, прилежно получает свои пятёрки из латыни в симбирской гимназии.

 - Можно ли мне, - спросила я у начальства, - забрать домой сочинение господина Легувэ? Не нахожу в себе сил отправить его в макулатуру.
 - Забирай, забирай, - сказало начальство. - Забирай всё, что угодно.
   Мне угодно "Чтение как искусство". Через чьи руки, какими путями попало оно ко мне? Книжные судьбы бывают порой поинтереснее человеческих. Кто здесь подчёркивал, ставил галочки на полях? О чём думал после первой войны, перед второй войной? О том, как хочется читать искусно? Как мечтал когда-то господин Легувэ. Как велел министр народного просвещения господин Барду, обращаясь к ректорам всех учебных заведений со следующим циркуляром:
    "Чтение вслух в большинстве лицеев и коллегий или находится в пренебрежении, или совсем забыто, тогда как оно должно быть одним из важнейших элементов народного просвещения... Соблаговолите принять этот циркуляр и потрудитесь позаботиться, чтобы были приняты надлежащие меры для введения его в действие с наступлением классных занятий. Примите, господин ректор, уверение в моей полнейшей в Вам преданности."

  К сожалению, так до сих пор и не соблаговолили. Плоховато обстоят дела с выразительным, осмысленным чтением, господин Легувэ, и в начальной школе, и в средней, и в нормальной высшей. Всё именно так, как вы и написали 133 года тому назад:
   "Да, обширность программ - одно из величайших зол настоящего общественного образования. Ученики задавлены массой различных "предметов". Недостаёт времени ни для учащих, ни для учащихся, чтобы выполнить то, чего требуют программы. Как же можно говорить о включении в эти программы нового предмета? куда же его поместить? что можно откинуть, чтобы дать ему место? Ответить легко. Искусство чтения может войти с пользою в число предметов преподавания только в том случае, если оно не увеличит обширность программ, ничего не вытеснит и не заменит, а будет проходить через всё обучение и помогать ему везде и во всём. Оно не должно отягощать память, а помогать ей, не должно утомлять умственных способностей, а служить для них облегчением и поддержкой... Не найдётся ни одного школьного инспектора, которого не поражала бы в ответах учеников вялая, певучая, постоянно запинающаяся монотонность, оскорбляющая и ухо, и здравый смысл, и придающая физиономии отвечающего вид тупоумия. Как только ученики начинают отвечать, они делаются какими-то бестолковыми, не понимающими того, что они говорят. Прочное усвоение предмета зависит на сколько от памяти, на столько же и от степени понимания его. Итак, учится читать - значит учиться понимать и помнить читаемое."
   Мы теперь, господин Легувэ, практикуем проверку техники чтения, количество слов в минуту. Не понимаете? Как бы это вам объяснить...

   Но сочинение господина Легувэ - далеко не самая старшая книга в моём доме. Две самые возрастные я, к сожалению, не могу прочесть, просто листаю время от времени. Благодарю друзей за то, что однажды не прошли мимо, подобрали на улице два брошенных тома, принесли мне в подарок "Сарматию" 18 века - чистая латынь, со всеми положенными ссылками на Геродота.

   И справочник по химии из тех же времён на французском научном. Первый том, с наклейкой вместо экслибриса: "Библиотека Жана Фредерика..."

 

    Интересно, каким историческим ветром занесло в Сибирь эти раритеты? Были они эвакуированы сюда из блокадного Ленинграда вместе со стареньким профессором, и долго потом жили в семье, пока новое поколение потомков не купило себе новую квартиру, не затеяло приличный ремонт? Или случилась другая история, но с тем же финалом: новое поколение потомков затеяло приличный ремонт?
   Оно и не знает, что теперь я храню, сама не знаю зачем. Наверное, просто потому, что книга сильнее всех войн вместе взятых, дольше людей, милосерднее времени...