Пушкина у меня немного - всего одна полка. Только самое необходимое - Тынянов, Лотман, собрание сочинений его самого. Никому не известная Лариса Керцелли - "Тверской край в рисунках Пушкина", зеница ока, которую мне выпало хранить. Его летучая графика. Вычеркнуто там, где когда-то было слово. И далее неразборчиво, только отчётливая "печаль" в конце строки.
Трава, кудрявая, как автопортрет...
Ещё на той полке у меня - картинка в деревянной рамке, подарок: Пушкин раскланивается с котом. Такие продавали в Питере на каждом углу лет восемь тому назад, а может, и теперь продают. Я привыкла, пусть стоит.
И вдруг она упала - ни с того, ни с сего. С грохотом. Деревянная рамка аккуратно раскололась на четыре части, картинка осталась беззащитной и свободной - казалось, что кот прямо так, на двух лапах, и уйдёт с неё, и Пушкин тоже своей дорогой - в белый и серый, в навсегда зимний день.
Он, наверное, думал, что я забыла, потому и упал. А я помню, вот уже 180 лет подряд помню про день тот - серый, белый, зимний.
Вдоль дорожки в парке тянется стена-сугроб высотой в полтора метра. И - варежкой ли, палкой ли - проведена по ней линия точно посередине. Длинная и ровная, словно констатирующая непоправимый факт кардиограмма. А вокруг чёрно-белая графика, с одним-единственным разборчивым словом - "печаль". Женские профили, мужские, равнодушная природа - полное собрание сочинений.
Вечером сын сложил обломки рамки, как конструктор, вокруг Пушкина и кота.
- Пушкин не сломался! - объявил он. - Я его восстановил. Теперь осталось только склеить.
Верно, не сломался. Осталось только склеить.
Лицеисты
В том пруду, где пытался топиться Вилли,
Не растёт теперь ни единой лилии,
И Антон Антонович, внук Антона,
Сладко спит вне времени и закона.
За семью снегами бесценный друг,
И на сотни вьюг никого вокруг.
Так случилось, как будто задумал кто-то.
Переспелой морошкой полны болота.
Прижимает небо луны пятак,
И Французу не больно. Не больно так.
Трава, кудрявая, как автопортрет...
Ещё на той полке у меня - картинка в деревянной рамке, подарок: Пушкин раскланивается с котом. Такие продавали в Питере на каждом углу лет восемь тому назад, а может, и теперь продают. Я привыкла, пусть стоит.
И вдруг она упала - ни с того, ни с сего. С грохотом. Деревянная рамка аккуратно раскололась на четыре части, картинка осталась беззащитной и свободной - казалось, что кот прямо так, на двух лапах, и уйдёт с неё, и Пушкин тоже своей дорогой - в белый и серый, в навсегда зимний день.
Он, наверное, думал, что я забыла, потому и упал. А я помню, вот уже 180 лет подряд помню про день тот - серый, белый, зимний.
Вдоль дорожки в парке тянется стена-сугроб высотой в полтора метра. И - варежкой ли, палкой ли - проведена по ней линия точно посередине. Длинная и ровная, словно констатирующая непоправимый факт кардиограмма. А вокруг чёрно-белая графика, с одним-единственным разборчивым словом - "печаль". Женские профили, мужские, равнодушная природа - полное собрание сочинений.
Вечером сын сложил обломки рамки, как конструктор, вокруг Пушкина и кота.
- Пушкин не сломался! - объявил он. - Я его восстановил. Теперь осталось только склеить.
Верно, не сломался. Осталось только склеить.
Лицеисты
В том пруду, где пытался топиться Вилли,
Не растёт теперь ни единой лилии,
И Антон Антонович, внук Антона,
Сладко спит вне времени и закона.
За семью снегами бесценный друг,
И на сотни вьюг никого вокруг.
Так случилось, как будто задумал кто-то.
Переспелой морошкой полны болота.
Прижимает небо луны пятак,
И Французу не больно. Не больно так.
Я тоже вспоминала сегодня Пушкина!
ОтветитьУдалитьС удовольствием посмотрела подбоку рисунков! Спасибо!
Вам спасибо, Надежда! Так здорово, что не я одна в этот день вспоминаю!
Удалить