Огурцы и огурчики

Взаимно

   Приблизительно в это время наступал черёд банок с солёными огурцами. Их потихоньку начинали открывать. В сентябре не трогали - рано. Сентябрь был щедр свежим, спелым, новым. В сентябре торопились успеть - распределить, заготовить, прибрать хорошо, чтоб не вспучило и не забродило; украсить наклейками ручной работы, любоваться стройными стеклянными рядами всех цветов. Предвкушали и потирали руки. Что вы! В сентябре некогда, не до огурцов. В сентябре у нас ещё клюква в полную силу.
   А вот после всех больших урожаев и больших листопадов, после всех арбузов и облепиховых дел, когда лето напрочь забыто, и небо надвинулось на глаза козырьком, и нет, кроме снега, иной судьбы - ни человеку, ни зверю - вот тогда, пожалуй, можно. Вот тогда в самый раз. Начинаем.
   Начинаем пожинать плоды. Первая банка являлась, как правило, на картофельный зов - жареный или варёный. Первую банку рассматривали со всех сторон: "Ну как?" Волновались. Огурцы сидели внутри плотно, как ценители искусства на спектакле заслуженного режиссёра.  Но ещё осталось место втиснуться - критикам, журналистам, студентам театрального, городским новостям с камерой: прижимается к стене лохматый укроп-творческая личность, едкий любопытный чеснок, смородиновый лист для аромата и крепости. До самой крышки стоял рассол - пропитывая атмосферой, желая приятного вечера.
   Отдавал своё сокровище - и скрипел по стеклу, и хрустел на зубах первый в этом сезоне прохладный солёный огурец. Захрустел, не подвёл, удался. А значит, и вся зима будет такой - долгая зима, вечная. Банка за банкой.
   И мы будем благодарные, мы пришли наслаждаться прекрасным, приобщаться, дышать атмосферой: пусть это будет салат "Оливье" в двух действиях, и папины фирменные бутерброды - кружок варёного куриного яйца на белом хлебе, а сверху тёмно-зелёный срез огурца солёного хрустящего. Всё вместе - бурные продолжительные аплодисменты.
   Это когда же говорили так? Где? В каком древнем мире? В том самом, где прямо с утра стояло в окне серое небо и белый снег. И все мои заботы сводились к тому, чтобы правильной стороной натянуть на себя колготки. И ветер был, и ветки, и холодная мелочь в лицо.
   И маленькое слово "огурчики", перебежавшее дорогу трёхлитровым огурцам незадолго до настоящей зимы, обозначенной в худеющем прямо на глазах отрывном календаре двенадцатой по счёту цифрой 1.
   Бессменные были огурчики. В праздничной банке недомашнего производства. Маленькие и пронзительные. Смотреть на них было радостно, потому что я дома, и родителям тоже не надо никуда идти. И будут гости, и мне принесут большой шоколад, который я не ем. Но как хорошо хрустит он серебряной обёрткой, и снег хрустит, и огурчики из нездешней банки. И всё будет так, всегда. Под бурные продолжительные аплодисменты.
   Ровно посередине между днями рождения моих родителей государство поставило свой праздник. Назначило огурчики, серое небо и шоколад. Только это я и помню. И странную реплику кого-то из взрослых у телевизора: "Смотрите, он уже руку толком поднять не может."
   Какая рука? О чём вы? Вот ведь - шоколад, огурчики, пожалуйста. И мне радостно от гостей. И никто ещё не знает, что через три дня он умрёт, так и не сумев поднять руку. И я буду сердиться на телевизор за то, что заменил все мультики унылым балетом.
   А больше я ничего не помню. Что было потом? Кажется, ничего не было. Все вернулись к своим огурцам.
   Но почему-то каждый год в это время я невольно присматриваюсь к магазинным полкам с маленькими маринованными баночками. Может быть, это фантомные боли? Не по государственному празднику, конечно, который принял новое имя, постоянно ускользающее из моей памяти. Не по этому всему официальному, назначенному и обязательному. А по тому мимолётному ощущению, когда обёртка большого шоколада блестит в моих руках. И огурчики.
   Я выйду из магазина без них. И будет небо козырьком, и мелкий снег во всём мире, и ветер только в лицо - как будто из декабря родом. И чудо первой в этом сезоне домашней банки тускнеет перед новыми китайскими мандаринами, под которыми гордо написано: "Абхазия", и арбузами без конца и края, и не признающими никаких сезонов овощами.
   Праздник первой банки затерялся где-то в глубине дней и лет. Праздник огурчиков и большого шоколада блестит в памяти осколком. И я возвращаюсь домой по чужим следам - таким простым и глубоким среди нового большого снега.