Пятьдесят оттенков хлебного

 

   Я встретила их недалеко от центрального рынка. Обычные, нормальные такие дети вдвоём - девочка и мальчик лет 10-11. Может, двоюродные, а может, просто школьные друзья. Мальчик нёс в прозрачном пакете большой круглый горячий лаваш аппетитного цвета. Почему я знаю, что горячий? Потому что прямо здесь, в двух шагах киоск, где они купили.
   Второй такой же лаваш девочка крепко держала перед собой, как штурвальное колесо, и дети откусывали от него по очереди. Когда поравнялись со мной, пришла очередь мальчика кусать. Он откусил и зажмурился от невыносимого удовольствия. Они прошли совсем близко, и я ощутила на миг аромат очень свежего и очень простого, базового хлеба: мука, соль, вода - ничего больше, кажется, в нём и нет.
   Простая радость, базовая картинка, которую редко теперь встретишь на улицах города. А у нас это было самое обычное дело - ранний вечер во дворе, долгая дорога из булочной, хрустящие двадцатичетырёхкопеечные углы обгрызены напрочь, плюс корочка сверху. Ранняя осень вокруг была точно такого же цвета, как наш хлеб. Такого же восхитительно тёплого вкуса.
   Мальчик и девочка прошли мимо своим курсом, а мне захотелось немедленно перейти на ту сторону, в тот киоск и взять себе горячий большой лаваш, гордо и вкусно пройти с ним по улице верной дорогой.
   Ничего такого я, конечно, не сделала. Но красивую картинку запомнила. Как будто откусила аппетитный угол тех времён, когда ели хлеб в любое время суток, весело и бесконтрольно. И тела наши были неизменно легки, а души ни в чём не повинны.
   В пионерском лагере, например, это был целый ритуал и дело чести. После самого последнего приёма пищи под названием "вечернее молоко" нужно было изловчиться, умыкнуть с хлебного подноса как можно больше нарезанный кусочков, затем тайно пронести их в палату и надёжно спрятать в тумбочке до отбоя.
   Как правило, всё это удавалось проделать без проблем - взрослые смотрели на хлебные манипуляции сквозь пальцы. Другой вопрос - зачем нам всё это было нужно? Не кормили разве отдыхающих пионеров и школьников?
   В том-то и фокус, что кормили. Официально целых пять раз плюс родители из города с неподъёмными сумками - печенье в них, конфеты, яблоки... Но мы упорно тянули из столовой ночной хлеб, чтобы потом пережёвывать его вместе со страшными историями и лунным светом - до самого позднего часа, до третьего крика разъярённой вожатой.
   Тоже был вкус. Тоже грызли углы. В пыточном походе с ночёвкой в палатках на берегу реки будет нам ещё хлеб, будет мастер-класс от физрука: вот так вот накалываешь на ветку кусочек, теперь аккуратно начинаем жарить. Аккуратно, я сказал!
   По краям чернело, пахло дымом и тоской по дому. Хотелось как-нибудь незаметно забросить свою горькую порцию в кусты, но везде мерещились глаза - не волчьи, а бдительные и строгие, те, что придумали плакат в столовую: "Хлеба к обеду в меру бери. Хлеб - драгоценность, его береги!"
   И я берегла как могла то, что взяла не в меру - прятала в сумку, на самое дно, потом забывала о нём и после смены привозила домой, в компании с так и не съеденной карамелью и полураздавленным помидором. Было это после второго класса. Не люблю с тех пор никакие ночёвки в палатках. И хлеб в меру только учусь брать: смотрю на детей с лавашом, себе не покупая лаваш.
   Мы настойчиво просили у всех подряд божьих коровок - чёрного и белого, только не горелого. Мы не пускали в свои игры физрука с ведром речной воды, из которой он сейчас будет делать чай на всех. И мы будем запивать из больших горячих кружек свой дымный хлеб на палке.
   Душа просила чёрного - как у бабушки. Не "Бородинского" (такой не любила никогда и сейчас не ем), а просто чёрного без названия - с тончайшим, белейшим, свежайшим слоем сливочного масла. Уникальный такой кирпичик моей жизни, без которого лето не могло быть летом, а все божьи коровки мира теряли смысл.
   Зимой, когда начинали свирепствовать эпидемии того и этого, моя мама делала всё возможное для того, чтобы ей не пришлось звать к нам домой педиатра, ходить в поликлинику повторно, веками сидеть в больных и выздоравливающих очередях. Только не это!
   Моя мама натирала на мелкой тёрке свежую морковку с сахаром, толкла заготовленную клюкву - с ним же; делала в чёрной редьке глубокое аккуратное дупло и заливала туда натуральный мёд. Мелко-мелко резала чеснок и бросала его в каждую тарелку с супом. Натирала всё тем же чесноком корочку на нашем хлебе.
   Я любила всё это (кроме содержимого редечного дупла), я никогда не сидела в больных и выздоравливающих очередях.
...И пока так думала, далеко ушла в свою сторону, а дети - мальчик и девочка - унесли в другую свой горячий хлеб на свежем воздухе. Но осень такого же цвета осталась для всех. Ещё тёплая на несколько секунд. Ещё запросто можно встретить в ней снисходительную к простым человеческим желаниям и слабостям божью коровку.