Что я видела

   Больше всего, пожалуй, меня поразила дорога через ночную тайгу. Возвращались в плотных сумерках, быстро переходящих в полную тьму. Возвращались из гостей - из деревни, спрятанной за горным перевалом. Называется Московка. В Московке есть: таёжный воздух, который стоит в горле смоляным, хвойным привкусом; дом на берегу быстрой речки со скамьёй у ворот - просто сидеть и смотреть, как течёт вода; никем не измеренное (в тоннах) количество кедровых шишек, малины, крупной смородины особого бурого цвета и особого сладкого вкуса; домашнее овчинное стадо: рогатый баран, две жены его-баранки, две дочки-подростка, и одна совсем маленькая белая (все пятеро смотрят прямо в душу, твёрдо и неподкупно, смешно разговаривают на разные голоса). Здесь лоси выходят из чащи и пьют воду из реки.
   В Московке есть мальчик тринадцати лет, который твёрдо знает, что будет доктором. Он говорит: "Там на дверном косяке паук, не смахните случайно, не раздавите. А то я его кормлю..."
   У меня с пауками взаимоотношения не очень, но тут посмотрела, и точно - в клубке паутины сидел кормлёный экземпляр, настолько самодостаточный, что захотелось немедленно присвоить ему имя собственное.
   В Московке нет: интернета и сотовой связи; водопровода, школы и больницы, даже фельдшера нет - до ближайшей скорой помощи 60 километров. Поэтому все 46 жителей деревни не имеют права на вывих, перелом или иную травму, на высокую температуру, кишечную инфекцию, гипертонический криз и прочее.
   Но так было не всегда. Здесь ведь богатейшие края, здесь золото. Когда-то здесь кипела жизнь, была и школа в 90 учеников, и детский сад, и клуб, и больница. А теперь я видела тот клуб. Вернее, всё, что от него осталось.
   В тех краях много подобных деревень и посёлков - бывших золотых и людных, а теперь забытых, полустёртых с лица земли, кое-как выживающих из последних сил. Но при этом не осквернённых ни единой рекламой, и малое население их свободно от ипотеки и актуальных новинок очередного сезона.
   Мы возвращались сквозь тайгу в плотных сумерках. В чаще были густо разлиты свежайшие сливки августовского тумана. Крупный зверь невольно держался в уме и тревожил немного, теоретически.
   В самом глухом месте при дороге непрерывно журчал источник - колонка с какой-то особой, серебряной водой. Сверху, по таёжному обычаю, стакан для усталого путника.
   Мы вышли из машины, чтобы набрать себе полную флягу чудо-воды. И я поняла, что запомню навсегда эту тишину, какой не бывает; эту первобытность, от которой постукивают зубы, этот тёмный непроходимый лес в две стены... Я запомню привязанность к этой дикой, холодной и очень спокойной земле, которая стоит в горле хвойным привкусом, медленно струится в венах серебряной водой, склеивает смолой ладони и пальцы - от жадности, от злобы, от сомнительной чистоты.
   Даже показалось на миг, что мальчик Андрей тринадцати лет, друг паука, вырастет, выучится, станет первоклассным доктором и вернётся сюда - служить, спасать - чтобы не боялись люди жить на берегу своей реки, у ягодного бора, у молчаливой горы.
   Да нет, наваждение, конечно. К тому времени, когда мальчик выучится, не погаснет ли последнее окно в тех краях, где когда-то мыли золото? Только источник с водой останется журчать да стакан не иссякнет, по таёжному обычаю.
   Останется дорога, останется чёрный перевал, эхо, тихий мир за пеленой времени, в котором я видела:
   Двух семилетних девочек, гуляющих по улице с коляской, в которой не кукла спит, а бодрствует настоящий грудной ребёнок.
   Небо, в котором отчётливо виден Млечный Путь, прямо над головой ясно читается Большая Медведица и много других неизвестных мне созвездий, и целый букет одиноких звёзд.
   Августовскую траву, тяжёлую от утренней росы. Отдельная очень большая роса дрожит на седых и свежих листьях капусты, которой осталось ещё приблизительно полпути до кочана.
   Петушиный гребень, недоступный для поглаживания, такого же цвета. как помидоры сорта "Бычье сердце".
   Смолу, выступившую на брёвнах с изнаночной стороны бани от неистового, трескучего берёзового жара.
   Наш поезд, остановка которого на этой маленькой станции длится всего лишь минуту. И вскакиваешь на подножку с рюкзаком на плече, торопливо принимая из провожающих рук тяжёленький пакет с банками варенья, и другой пакет - с крекерами и бутылкой серебряной таёжной воды в дорогу.
   И вот уже медленно поплыл вагон,и, набирая скорость, покатилось назад наше сплошное лето.
   А мы даже и попрощаться толком не успели...