Пусть я не Даррелл, но...

 Я решила, что в самолёте читать буду только Даррелла. "Моя семья и другие животные" для начала. Очень сильно хотелось, и желательно побыстрее, такого же острова. Не в географическом смысле, конечно, не части суши, окружённой водой со всех сторон.
   Хотелось части меня, окружённой со всех сторон беспредельным покоем, в котором бродят дружелюбные аборигены с виноградом наготове, с инжиром в грубых прекрасных мисках, с приветливым словом и каким-нибудь малым зверем.
   Хотелось отрешённого живительного мира, в котором все люди с утра заняты только любимым: старший Ларри литературно творит в мансарде, поминутно раздражаясь на ослиные крики под окном. Средний Лесли палит по старой консервной банке, ещё больше раздражая старшего Ларри, и любящая мама советует как вариант: тренироваться с незаряженным пистолетом.
   Ещё одна средняя Марго загорает в микроскопическом купальнике, смущая местное население мужского пола. А самый маленький, Джерри, жадно исследует жизнь. И в школу ему не надо - ни в понедельник, ни во вторник.
   Хотелось шелеста и шёпота незнакомых трав, знойного полуденного молчания, безлюдных заросших тропинок, открытого горизонта, весёлого ветра, вечного мгновения...
   Очень хотелось дорожных историй в духе Даррелла, хоть я и далеко не Даррелл. Я только читаю в десяти километрах от земли его бесподобную сагу.
,  "Дверь гостиницы отворилась, и на пороге показался старый привратник с бакенбардами и стал безучастно наблюдать за суматохой на улице. Нелегко было перетащить Роджера из пролётки в гостиницу. Поднять тяжёлую собаку, нести её на руках и всё время сдерживать - для этого потребовались совместные усилия всей семьи.  Ларри, не думая больше о своей величественной позе, развлекался теперь вовсю. Он спрыгнул на землю и с кнутом в руках двинулся по тротуару, пробиваясь сквозь собачий заслон. Лесли, Марго, мама и я шли вслед за ним по расчищенному проходу с рычащим и рвущимся из рук Роджером. Когда мы наконец протиснулись в вестибюль гостиницы, привратник захлопнул входную дверь и налёг на неё так, что у него задрожали усы".
   Тем временем в иллюминаторе торжественно и безмолвной лежало небо - пронзительноое и ясное. А прямо под ним - очень аппетитные облака, полная ваза с мороженым, со всеми взбитыми сливками нашего мира. Огромные клубы сахарной ваты стояли в пространстве.
   С той стороны стекла образовалась очень красивая аккуратная снежинка. Командир экипажа поделился с нами информацией о полёте - на русском, а затем на английском, одинаково неразборчиво. Только цифра была мне ясна, как небо над облаками: минус 55 градусов за бортом, отсюда и снежинка. Ничего необычного.
   Но когда самолёт начал снижаться, я поняла, что нас ведёт настоящий мастер, профессионал высокого класса, которому некогда слова разговаривать и неинтересно - он дело знает.
   Дети всех возрастов (а их в самолёте было немало) молчали. Никто не рыдал, зажимая руками бедные уши, не кричал, не выкручивался на руках у родителей. Игорян, по-моему, вообще ничего необычного не заметил.
   И когда шасси коснулись наконец взлётной полосы, родители детей наградили пилота долгими продолжительными аплодисментами. А ещё через несколько минут мы вышли в другой мир, в другой воздух.
   Я положила электронную книгу в рюкзак и твёрдо решила, что остров будет. Я сама окружу его синим цветом до горизонта, сама проложу все необходимые тропинки. Сама стану колоритным персонажем, если потребуется.