Один процент воспринимающих

Был и видел

Но он совсем по-особому странный человек,

и понять его невозможно. Я его люблю, но

зарежь меня, если я понимаю хоть половину

из того, что он говорит. Ну, скажи мне, доченька,

скажи, положа руку на сердце, ты что-нибудь

понимаешь во всей этой галиматье, которую

он несёт про книжки, музыку, стихи, картины

и прочую чепуховину?

М. Митчелл "Унесённые ветром" 

   Если верить статистике, воспринимать и оценивать живопись способен приблизительно один процент населения нашей планеты. Я думаю, что это достоверная цифра - достаточно понаблюдать, как ведёт себя среднестатистический посетитель картинной галереи или художественного музея.
   Медленно проходит мимо, скользя взглядом по поверхности полотна, останавливается ненадолго, чтобы прочитать фамилию автора. Вежливо и рассеянно слушает экскурсовода (не очень понимая при этом, если уж говорить совсем честно, в чём тут скрыта великая гениальность). А через час не может припомнить ни единого слова из экскурсии, думает, где бы перекусить. Вот что это сейчас было?
   А был это культпоход. И вроде бы должна была обогатиться личность, но ты идёшь по улице и ничего особенного не чувствуешь. Никакого нового острова вулканического происхождения не родилось в душе. Вот и весь Эрмитаж.
   Помню навсегда поразившие меня кадры из какой-то культурной передачи: Лувр, "Джоконда", погребённая под толщей бронированного стекла (не представляю, что там можно разглядеть). Тем не менее огромная многонациональная толпа не иссякает, люди тянут свои камеры и телефоны через плечи и головы впередистоящих: успеть сфотографировать, поймать момент. Я здесь был, мёд-пиво пил, по усам текло, а дальше сами знаете.
   Самое интересное, что здесь же, в соседнем зале, висит другая картина Леонардо - "Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом", и она ничем, ну совершенно ничем не уступает "Джоконде". И даже без стекла - подходи, любуйся, стой сколько влезет. Но нет. Здесь тишь и пустота. Равнодушно проходят мимо, скользя взглядом по поверхности полотна, девяносто девять процентов. Пролистывают и тут же забывают.
   Раньше, в докопмьютерные времена, так делали многие: пока хозяйка хлопочет у чайного стола, гостю, чтобы не заскучал ненароком, торжественно вручался увесистый альбом с фотографиями.
   И гость покорно листал картонные страницы: группа женщин на диване, трое мужчин на фоне Спасской башни, свадьба дальних родственников, 3 "Б" класс с учительницей в центре, кто-то старательно обнимает бутафорскую пальму на фоне настоящего моря...
   Лица, пейзажи, погоды, знакомые и незнакомые здания... Но вот уже позвали к чаю, и толстый альбом откладываем в сторону без сожаления. А картины что? Те же лица, те же здания, те же скучные пейзажи.
   Мы смотрим одинаковыми глазами на фотографии, на живописные полотна, на живые человеческие лица. Возле раскрученных и признанных красивыми толпимся, неприметные обходим стороной.
   Но каждый при этом мечтает втайне, что именно ему попадётся заветный один процент, который остановится, зачарованный, и будет пристально всматриваться. И захочет разгадать нашу загадочную улыбку.
   Но одного процента не хватает на всех, поэтому человек пытается убедить себя в том, что он фотография. А на самом деле человек - живописное полотно: беспокойные руки, пленительная анатомия, впечатление и абстракция, игры тьмы и света, брошенный безупречной кистью порок, растворённая в воздухе добродетель, прозрачное утро и дрожащая лунная дорожка. Всё, всё! Неужели только один процент?
   Откуда же взяться иному, если так ярко помнится из детства только кучка цветных репродукций в конце учебника русского языка: девочка делает зарядку, паровоз мчится по высокой насыпи прочь от заснеженных розовых домов, букет сирени на фоне открытого окна. И тоска от предчувствия, что однажды нас неминуемо настигнет сочинение: на переднем плане картины художник изобразил... Отвязаться побыстрее и жить спокойно до следующей иллюстрации.
   И предмет рисование раз в неделю. Девочки чинно раскладывали на столе сухую ученическую акварель, комковатые синтетические кисти, ставили стаканчики со свежей водой. Но налетали мальчики и выпивали всю воду. Мальчики терпеть не могли предмет рисование - шумели, вертелись, плевались жёваной бумагой, всегда забывали альбом и просили у соседки по парте листочек. И трудно было поверить, что все самые великие художники земли выросли из мальчиков. Что рисовать можно легко, красиво, свободно, и не только на тему "Школа будущего", не только водружённый на первую парту стул. Видимо, в нашем классе собрались исключительно девяносто девять процентов.
   А если бы обнаружился вдруг среди нас тот самый один, вряд ли бы смог он объяснить другим, как, зачем и почему надо вот здесь иначе, и в чём заключается красота человеческая. Его просто земля назначила - писать с натуры. У земли на этот счёт своя арифметика.