Уж сколько их... |
А вы тут как тут, не лыком шиты: "Как ты можешь? Это великая русская классика! Матёрая глубина и луч света в тёмном царстве! Ну, форейтор. Подумаешь, форейтор. Это, милый мой, кучер, который сидит на одной из передних лошадей, когда они запряжены цугом".
"Каким таким цугом ещё? - бросится в корчах на стену милый ваш. - Какой ещё кучер? Не понял! Ненавижу!"
А на часах, как вы понимаете, полночь без четверти. А завтра на уроке проверочный тест по "Муму", бессмысленный и беспощадный. С полным набором проклятых вопросов.
4.К кому на всякий случай послал форейтора Гаврила, несмотря на то, что Герасим сам обещал уничтожить Муму?
А)пристав;
Б)исправник;
В)десятский;
Г)хожалый;
Д)жандарм;
5.Куда уже не имело смысла водить двух воров, пойманных однажды ночью Герасимом и самолично наказанных?
А)больница;
Б)участок;
В)полиция;
Г)тюрьма;
И вот уже на вашем лице, взрослом и мудром, смешались в единое целое слёзы и сопли. И полная безнадёжность камнем на шее. Бездонный омут, глухой тупик. Я не знаю, куда не имело смысла водить двух коров. На часах полночь без четверти. Ненавижу!!!
Но до пятого класса ещё дожить нужно. Там ещё в четвёртом "Иван Сусанин" будет. Кондратия Фёдоровича Рылеева произведение. Может, даже наизусть отрывок. Мужайтесь.
Такой я проклятой не видывал ночи,
Слепились от снегу соколии очи...
Жупан мой — хоть выжми, нет нитки сухой!—
Вошед, проворчал так сармат молодой.—
Вина нам, хозяин! мы смокли, иззябли!
Скорей!.. не заставь нас приняться за сабли!»
Слепились от снегу соколии очи...
Жупан мой — хоть выжми, нет нитки сухой!—
Вошед, проворчал так сармат молодой.—
Вина нам, хозяин! мы смокли, иззябли!
Скорей!.. не заставь нас приняться за сабли!»
К восьмому классу станет полегче. Аккурат к "Пиковой даме". Там уже без рыданий.
"Чаплицкий поставил на первую карту пятьдесят тысяч и выиграл соника; загнул пароли, паролипе, - отыгрался и остался ещё в выигрыше..."
Там уже знают, где искать сайты с кратким содержанием. А то и вовсе заткнут слух наушниками да и забьют на тягомотину.
Может быть, у кого-то остались ещё иллюзии и надежды на внезапное светлое будущее. У меня нет никаких иллюзий, только сплошная горькая уверенность: на сегодняшний день самым мёртвым, никчёмным, пролетающим по всем статьям мимо души и сердца учащихся школьным предметом является литература.
У других предметов ещё есть какой-то шанс - хоть невзначай, хоть наобум. Встрепенётся радость в сердце: задача с ответом сошлась, теорема доказалась, формула работает, мяч прямо в кольцо угодил, лук под микроскопом чудо как хорош, про средневековый город интересно. Жив, жив курилка.
У литературы никаких шансов нет. Призыв учителя оценить великую поэтичность "Слова о полку Игореве" - глас вопиющего в пустыне. Жилин, Костылин - какая разница, кто из них француз? А Пришвин - это вообще псевдоним Паустовского, уж очень похоже пишут: про природу и очень занудно. Не подумайте, что я рассказываю анекдот. В основе лежат реальные события.
Огромное количество впустую потраченного времени, километры абсурдных тестов, тонны бумаги, исписанные сочинениями про "образ Чацкого" - безликими и формальными. Уж к девятому-то классу все школьники знают точно, насколько малое отношение имеют к реальной жизни все эти "сравнительные характеристики".
Между современными школьниками и великой русской классикой простирается не менее великий космос - бесконечный, беспредельный, равнодушный...
Дно уже здесь, оно чувствуется. И очень есть над чем подумать. Это же не враз началось. Я тоже, когда училась в начальной и средней школе, постоянно недоумевала: почему в учебнике литературы всё такое неинтересное? Ну не хотелось мне читать в шестом классе "Тараса Бульбу", и всё тут! А хотелось мне читать Крапивина. И по-моему, это нормально - читать то, что тебе по росту.
Возраст Тома Сойера не предполагает высоких идейных исканий. Его волнуют приключения и клады, исследование мира, юмор и чувства сверстников, а не дяди, который жил триста лет тому назад. Отсюда и выдающиеся перлы в сочинениях среднего звена.
"К Тарасу приехали сыновья. Они были одеты в длинные сарафаны."
" - Здорово, хлопья! - сказал Тарас Бульба."
"Старшего сына Тараса Бульбы звали Остап Бендер"
"Тарас Бульба - самоубийца собственного сына."
"Тарас Бульба часто терял свою трубку, чтобы она не досталась врагу."
"Тургенев часто ходил в лес о собирал у охотников записки."
"Муму - это фамилия Герасима."
"Герасим ел за четверых, а работал один."
"Некрасов писал: "Грабили нас грамотеи-десантники."
"Из произведений Некрасова крестьяне узнали, как им плохо живётся."
"С Жилина и Костылина на ночь снимали колготки."
"В рассказе Толстого "После бала" полковник танцевал с дочерью мензурку."
И, наконец, мой любимый умопомрачительный шедевр: "Дубровский имел сношения с Машей Троекуровой через дупло."
Это возраст живейшего любопытства, бесконечного креатива и смелых экспериментов. Если только не придавить его сверху чугунной плитой того, что хотел сказать автор.
Современным школьникам повезло гораздо больше, чем нам: у них, по крайней мере, в начальной школе литература удобоварима и совместима с жизнью. Так, может, пусть и в средней читают то, что написано специально для них?
Есть же советская классика для подростков - лучшее, что мы на данный момент имеем. Вот и пусть ищут свой клад. Пусть читают Железникова и Алексина, Юрия Яковлева и Бориса Алмазова, Крапивина и Стругацких. Там не меньше проклятых вопросов, поверьте. Таких, которые основательно перепахивают душу и готовят её к зерну.
Хотелось бы и современного, конечно. Ведь есть же талантливые, есть достойные. Только что знает про них среднестатистический подросток и его родители? Правильно, ничего. Книга вышла в Москве небольшим тиражом, а страна спит спокойно и ведать не ведает. Нет единого литературного фронта, только отдельные бойцы. Да и невыгодное это дело сегодня - писать для подростков.
А вот уже ближе к старшим классам пусть настанет большая классика. Не для того, чтобы все сразу всё поняли и прониклись, нет. Пятнадцатилетние физически не в состоянии понять Анну Каренину, князя Мышкина, Евгения Онегина и Андрея Болконского. Пусть хотя бы почувствуют: слово-то живое, и несмотря на "хожалого" и "околоточного" люди за последние двести лет не так уж сильно изменились.
И если хотя бы один человек из ста лет через двадцать почувствует вдруг потребность снять с полки и перечитать, значит, не зря трудились они - великие, бесконечно далёкие и такие близкие.
Я сама поняла, кто такой Пушкин, где-то ближе к тридцати. Может, и Чацкого кто-то однажды поймёт потому, что вовремя прочитал "Чучело". И тяжело вздохнул, перевернув последнюю страницу.
Да, классику можно понять после 30... а кто-то только к 40 созревает...
ОтветитьУдалитьА кто-то, увы, не созревает никогда...
УдалитьТемы школьных сочинений еще больше отпугивают от классики.
ОтветитьУдалитьПосле тридцати классика становится намного понятней - пресловутый жизненный опыт.
Это уже не сочинения даже, а клише. Целенаправленная подготовка к итоговым тестам. Для того, чтобы получить высокий балл, мыслить и страдать не обязательно.
УдалитьБоюсь, мало у кого из новых тридцатилетних после всех этих ЕГЭ возникнет желание хоть что-нибудь перечитать.