Заклинатели девяностых

Дивы девяностых

   Надо признать: интернет умеет рассмешить как следует. Вот что прочитала недавно: "Девяностые дали нам божественную музыку."
   Куда уж божественнее. "Жёлтые тюльпа-аны, о-у-о, вестники разлуки цвета запоздалой утренней звезды, утренней звезды..."
   Нет, здесь другое. Огромный ураган, направленный волшебницей Гингемой на весь род людской. Лэма, сэма, пэма. Не бессмысленный набор звуков, но заклинание. И это работало.
   Я училась в школе, когда вдруг стала невероятно популярной группа "Любэ". Всё началось с песни под названием "Атас!"
   "Атас!" - заходился в неистовом крике солист Николай Расторгуев. Снова и снова. Всё громче и громче. Сам он был одет в гимнастёрку (простота, аскеза, мужественность), а его соратники в это время в глубине сцены изображали совмещённый с песней спортивный зал. То гантелю принесут, то ещё что-нибудь из этой серии. И качают между куплетами мускулы, и майки их черны. И гитара тут же. Ата-ата-атас!
   Ни один школьный вечер, ни одна дискотека без этого не обходилась. И все дружно подхватывали воровайкино словечко. И никак нельзя было выкинуть его из песни. А все остальные слова были ещё хуже. Но никто не задумывался. Это был ураган.
   Другая песня группы "Любэ" была про комбата. Там ещё пуще лэма, сэма, пэма. Солист Николай Расторгуев пел: "Огонь, батарея! Огонь, батальон! Комбат, ё, командует он."
И опять этот неистовый крик через горы, степи и долины: "Огонь, огонь, огонь, огонь и я!"!
   Один журналист решился как-то спросить у Николая Расторгуева: "Объясните, пожалуйста, что это означает: комбат, ё, командует он"?
   И Николай Расторгуев ненавязчиво ушёл от ответа, перевёл разговор на другое.
Потому что табу. Вы думаете, что поэт-песенник неважно владеет словом, ритмом и стихотворным размером? И с чувством прекрасного у него плоховато? Ничего подобного. Просто это Гингема. Это заклинание. А заклинания обсуждать не принято.
   Ё - одна из самых сильных букв русского алфавита. По энергетике ей равна только Й. Не знаю, с какой целью изъяли когда-то букву Ё из печатного текста, заменив её буквой Е  (видимо, очень много типографской краски при этом сэкономили). А текст сразу ослабел и побледнел нешуточно.
   Но в заклинании нельзя менять Ё на Е. Это сила. Это выставленные напоказ мускулы и огромная тяжёлая гантеля.
   Как бы простота. И ты сможешь, если захочешь, если не будешь валять дурака. Видишь, и язык у нас общий: "Отдавай-ка землицу Алясочку! Отдавай-ка родимую взад!"
   На противоположном конце этой линейки луноликим колдуном с хвостом на затылке и белогвардейской шинелью на плечах стоял и пел Александр Малинин. Его музыкальные данные были хороши. Он символизировал принципиально других и другое.  Там песни под гармошку, здесь романс.  Там веселей, рабочий класс, здесь плесните колдовства в хрустальный мрак бокалов. Там кирзовые сапоги, здесь белые перчатки. Там незамысловатые пирушки, здесь королева зима пригласила на бал.
   Выбирай, кто ты будешь такой - заклинал Александр Малинин. "Не падайте духом, корнет Оболенскый..." И было почему-то так неловко слушать это "Оболенскый". Будто бы кто-то решил: я за хрустальный мрак, я за бал. А что делать со всем этим, не знает, не научили.
Такой "ё, комбат" наоборот. Но обсуждать заклинания не принято.
   Где-то посередине между "Любэ" и Малининым работал на телесном уровне Олег Газманов. Было не очень понятно, за кого он - за белых или за красных, и шинель тут не помогала.
   Заклинание Олега Газманова не было связано со звуком, словом и музыкальными данными.

Прыгай! Прыгай!

   Даже равнодушные к "Эскадрону" смотрели и ждали: когда уже начнёт высоко подпрыгивать, крутить сальто на сцене, бросаться со всего размаху на продольный шпагат.
Так шаман изгоняет из недужного злых духов. Но к ним ведь и ходили за исцелением. К ним ходили лечиться от своего времени. Все девяностые и ещё немного двухтысячных.
   Шаманы-певицы делились по такому же принципу. Простушки-веселушки, воспевающие незамысловатое, их вкус так же непритязателен. Группа "Комбинация" - первое, что приходит на ум: "Два кусочека колбаски у тебя лежали на столе... Бухгалтер, милый-милый мой бухгалтер, зато родной, зато весь свой..."
   Выпорхнувшая из родного гнезда Алёна Апина достойно продолжила тему: "Он уехал прочь на ночной электричке, осень и печаль две подружки-сестрички..."  Таня Овсиенко, Наташа Королёва, Ирина Салтыкова, Светлана, кажется, не помню её фамилии... Очень убедительно плакала о вечном и женском Таня Буланова. К ним обращались за помощью полными залами, плакали за компанию, раскачивались в такт, девочки, сидя на плечах своих мальчиков, размахивали включёнными зажигалками.
   На другом конце женской простоты работала под нездешнюю полуночная королева Анжелика Варум: "Ля-ля-фа, эти ноты, ля-ля-фа, одиноки... Но никто, никто не увидит, но никто, никто не узнает, кто, кто её тайна, о-о!"
   А где-то посередине, то ли в этом мире, то ли в том подшаманивала по мере сил Катя Лель: "Попробуй му-а, му-а, попробуй джага-джага! Попробуй у!у! Мне это надо, надо. Опять мне кажется, что кружится моя голова. Мой мармеладный, я не права." Чуть позже явилась и Глюкоза - не то певица, не то компьютер.
   Это было великое время имиджей. Всё шло в ход. Детская панамка и значки солиста группы "Дюна", костюм скелета на Орфее-Витасе, певец Сергей Крылов запросто разгуливал по сцене в капитанской фуражке и "семейных" трусах. А где вы видели шамана, облачённого в смокинг?

Жажда - ничто. Имидж - всё

   Разве можно забыть выбитые передние зубы исполнителя по имени Шура? Небезупречная дикция тоже трудилась над изгнанием беса. Вот этого, наверное, не помните совсем. Маленький мальчик лет пяти тоже внёс свой посильный вклад: "Буда-буда-тина, где моя Мальвина? Где моя Мальвина, уа-уа-уа!"
   Не обязательно, чтобы в песне были слова, музыка и смысл. Если есть слух и голос - хорошо, но если нет, не огорчайтесь, всё равно это будет хит. На сцене царил преимущественно доязыковой уровень, боевая раскраска, пляски у костра. Как можно больше междометий и выкриков, сопровождающих незамысловатую хореографию:
Какао, какао, ко-ко-ко-ко!
Америкэн-бой-ой-ой! Уеду с тобой-ой-ой! Бой-америкэн! Бой!
Снегири-негири, ты же знаешь, ты же знаешь.
Бай-бай-бай тебе я пропою! Знай-знай-знай, тебя я не люблю!
Муси-муси, пуси-пуси, миленький мой. Я горю, я вся во вкусе рядом с тобой.
И это работало.
   Был ещё совсем другой, параллельный мир. Там играла в декаданс группа "Агата Кристи", философствовали Гребенщиков и Макаревич, там были "ДДТ" и "Чайф", "Алиса" и глубоководный Вячеслав Бутусов. Многие ходили спасаться к ним. Эти шаманы работали с душой и над душой. Но это мир тонкий, призрачный. Скоро он покинет сцену, а взамен придёт пустота. Нет у них никого за спиной - только разбитые лодки и сожжённые мосты.
   Эстрадное шаманство оказалось более живучим и постепенно переродилось в клоунаду. А что клоун? Смешной, забавный, правда, иногда пугает. Вот растянулся во весь рост, вот плачет в три ручья, вот штаны с него упали. Но нет у него никакой власти над душами, умами и сердцами. Никто не будет подражать клоуну. Никто не пойдёт к нему спасаться от времени и от себя.
   Посмотрели, посмеялись, да и разошлись по домам, немного ворча, что билеты уж очень дорогие, и за такие деньги мы ожидали большего.