Взять производную

 

   Не знаю, откуда это пошло. Но так говорили даже мы, студенты-филологи. Так говорили мы, первокурсники-гуманитарии, едва не умершие от радости, когда стало ясно, что это всерьёз. С математикой всё - окончательно и навсегда. Теперь только в кино будем на неё смотреть - игры разума, Рассел Кроу... Ещё кто-нибудь гениальный, безумный и притягательный чертит из головы выведенные чудовищные формулы на чём придётся.
   Нет и нет, нас больше не касается ни синус, ни косинус. И парабола не придёт во сне, обещая полный провал. Искомое не отыщется никогда, что и требовалось доказать.
   Но мы всё равно говорили: "Взять производную". Многие уже и не помнили, а некоторые не знали никогда, что это вообще такое. Но всё равно говорили.
   Речь шла о чае обыкновенном.
   Вот, скажем, сидит вас компания девочек. И долго ещё будет сидеть, потому что спешить совершенно некуда - ни к детям, ни к мужу. Нет ещё в нашей жизни таких понятий.
   Иная засобирается, взглянув на часы, а потом передумает вдруг. Ещё раз чашку свою протянет. А чайник уже носили ставить на кухню пять раз. А в другом чайнике, малом, заварка давно уже закончилась, и с новой возиться лень.
   Поэтому один раз выпитое заливаем снова кипятком. Это и называется: взять производную. После второй производной напиток становится совсем бледным, слабым, безвкусным. После третьей некоторые уже отказываются это пить, несмотря на цветущую юность и крепкую дружбу.
   Вот такая, побоюсь этого слова, чайная церемония. Варварство, конечно. Хуже могут быть только чайные пакетики - одинокие, двойные, сетчатые пирамидки. "Lipton" какой-нибудь.  Производители не пожалели сухой акварели, поэтому первая чашка становится густо- коричневой уже через две секунды. Вторая чуть дольше, ещё и ещё опускаем в кипяток мокрый холодный пакетик. И всякий раз коричневеет, представьте себе.
   Так мы красили душевно кипяток в приятной компании. Производная истончалась всё больше, превращаясь в неразличимое невооружённым глазом отрицательное число. И много ещё оставалось пакетиков в большой коробке - целых четыре ряда. Много было встреч впереди, много разговоров, бесконечно много лет.
   Потом все стали спешить - кто куда. "Как-нибудь приходи на чай!" "Приду как-нибудь!"
Мы ведь теперь точно знаем, как надо. Мы полоскать ничего не будем. "Lipton", ступай прочь! Мы, как у Жванецкого в воскресный день:
"Чайник засвистел и пустил постоянный сильный пар. Тогда я достал другой, фарфоровый, в красных цветах, пузатый, и обдал его кипяточком изнутри, чтобы принял хорошо. А туда две щепоточки чайку нарезанного, подсушенного и залил эту горку кипятком на две четверти. Поставил пузатенького на чайник, и он на него снизу начал парком подпускать...
Снял пузатого и ещё две четверти кипяточку. А там уже темным-темно, и ароматно пахнуло, и настаивается..."
   Жаль только, что наше "когда-нибудь" теперь имеет свойство растягиваться на месяцы и годы. Как будто нас самих трижды прополоскали в крутом кипятке. Взяли производную. Вся акварель куда-то делась из нас. Лёгкая, безусловная, которая, как Иванушка, бросается в котёл, чтобы выйти к нам живым и невредимым чудом.
Потому что он был настоящим чудом - тот дешёвый, ядрёный, бесконечный напиток.
   ...Я знаю, как будет утром следующего дня. Я пройду на кухню и обнаружу в заварочном чайнике груду размокших и бледных чайных листьев. И ни капли заварки. Значит, кто-то должен. И это снова буду я. В тысячный раз я.
   Моё семейство не любит все эти манипуляции. Семейство прячется в потайных местах, когда я прошу утром выходного дня: вы же видите, как я интенсивно жарю оладьи и омлет! Где я возьму другие руки? Вы уж сделайте над собой усилие, заварите свежий чай. Неужели так трудно?
Но не внемлет семейство. Трудно ему так.
   Только вчера кто-то из членов семьи поставил обратно в холодильник кастрюльку, в которой осталось ровно пять грамм салата. А ещё раньше - кастрюлю с двумя столовыми ложками супа. Упаковку с половиной чайной ложки сметаны, полупрозрачный ломтик сыра (аккуратно завёрнутый в пищевую плёнку), а там виднеется одинокий блинчик-сирота, распластанный по тарелке...
   Но прежде чем злиться, нужно задать себе вопрос и ответить на него, честно и неподкупно: ну, а ты? У тебя тоже наверняка есть своё?
   У меня есть своё. Примерно пятнадцать лет подряд муж терпеливо втолковывал мне, что если пустые молочные пакеты складывать вот так, они займут в мусорном ведре гораздо меньше места. Показывал на личном примере, проводил мастер-классы: вот так, так и так. Видишь, как плоско? А теперь согнём пополам...
   Через пятнадцать лет я научилась сжимать пустой пакет в руке, отчего на боку у него появлялась небольшая вмятина. "Это так мило, - сказал муж. - Я вижу, что ты стараешься."
Ладно, пусть оставляет суп на дне кастрюли. Каждому своё. А мне заваривать чай по утрам.
   Я тоже не очень люблю, а что делать? Обдаю кипятком, чтобы принял хорошо, насыпаю, заливаю, жду. Кружка уже наготове. И кусок пирога с клюквой.
   Я, скорее всего, и половины не выпью. Но здесь другое. Здесь всё дело в ощущениях. Чай свежий, пирог свежий, утро свежее. Как будто сама себя заварила. И нет в моём мире больше никаких производных.