О чём говорит Катя Тихомирова?

Две пары ног

   Фильм "Москва слезам не верит" я посмотрела за всю свою жизнь не менее двадцати раз. И неизменно загадочными и непонятными оставались для меня два момента. Во-первых, зачем потребовалось Рудольфу-оператору переделываться в Родиона? Какой смысл менять шило на мыло?
   Но это не главный вопрос. Гораздо больше интересовало, что имеет в виду директор фабрики Катя Тихомирова, когда говорит по телевизору, что мужчины могут сейчас уйти от голубых экранов и заняться своими делами (и сразу понятно, что Катя не замужем, а то бы она знала, что главное своё дело у мужчины вечером - именно голубой экран, и никуда он от него так просто не уйдёт).
   Наша продукция, далее говорит Катя, заинтересует прежде всего женщин. И я всегда хоть мельком, а думаю: о чём это Катя Тихомирова? Что она подразумевает, но прямо не называет? Что выпускает вверенная ей фабрика?
   Почему-то я никогда не подозревала Катю в косметике. Мази, крэмы... Какое там! Это слишком эфемерно, слишком неуловимо. А Катя Тихомирова неутомимый борец за личное женское счастье. У неё характер.
   Поэтому я думаю, что вверенная ей фабрика выпускала женские колготки.
   Когда я смотрю старые фильмы, в которых маленькие девочки все как одна одеты в короткие до безобразия школьные платьица (кто, в каком проектном бюро придумал этот некрасивый вариант?), я радуюсь. Я радуюсь за себя, когда вижу в кадре пристёгнутые к девочке тёмные шерстяные чулки. И все эти резинки, подвязки крепятся к сбруе под названием лифчик. И каждое утро нужно застегнуть на спине сто маленьких пуговок, прикрепить к себе сложную конструкцию, зашнуровать твёрдые чёрные бесполые ботинки.
   Очень я радуюсь, что родилась после всего этого, и ботинки были у меня оранжевые. И были у меня колготки.
   Представляю, как мучились девочки и маленькие мальчики прошлых лет, если даже мы натягивали на себя по полчаса это современное устройство. И так хочется спать, и не хочется никуда идти. В точности, как в фильме "Зимняя вишня".
 - Если быстрее, то получится задом наперёд.
 - Ничего, когда торопишься, можно и задом наперёд.
Правда можно? Мы заучивали, как мантру: одна полоска - перед; две полоски - зад. И всё равно очень часто выходило по-другому.
   А ещё был во всём этом нервический момент. Старые чулки не давали ни малейшего повода поскандалить: тёмно-коричневые одни на всех. И будьте добры. А тут...
 - Не хочу эти серые! - подвывала я с утра пораньше. - Они похожи на волка!
   На самом деле первопричина в другом: в сад очень не хочется. Колготки - только повод, и моя мама об этом знает. Моя мама, как я сейчас думаю, втайне практиковала дзен или какой-нибудь его аналог, другого объяснения у меня нет. Иначе где брала она силы, чтобы стойко выносить всё это? Потому что мотальщицей нервов я была знатной. Практически стахановского уровня.
   В течение четырёх лет я каждое утро втолковывала родителям, что в детский сад не хочу, а дома хочу. Да, останусь одна, с удовольствием. Нет, не будет скучно. Мало того, каждый вечер по пути домой я заранее предупреждала маму, что завтра я в сад тоже не хочу. Мы ведь не пойдём туда завтра, да?
   "Пойдём!" - неизменно отвечала мама.  А что она ещё могла сказать? Бабушки за тридевять земель. А няня одна на всю страну - в фильме "По семейным обстоятельствам". Невозможный вариант в принципе. Чтобы я осталась на целый день с чужим взрослым человеком? О чём вы? Я к воспитателям-то за четыре года не смогла привыкнуть и ни разу не обратилась к ним с личной просьбой или вопросом, даже ни разу не наябедничала ни на кого.
   Думаю, меня с восторгом пригласил бы к себе на платные индивидуальные консультации какой-нибудь детский психолог. Но таковых не было даже в кино. А что было?
   Колготки были - серые, белые, цветные. Они тянулись бесконечно - как детсадовский день, как вся эта зима.
   Вот мои маленькие волчьи ноги спускаются с третьего этажа через одну ступеньку (папа научил). Возле подъезда сугроб. А рядом другой сугроб, и третий. Весь мой путь до детского сада - три минуты, три тысячи сугробов...
   Окна нашей группы выходят как раз на родной подъезд. После ненавистной зарядки, после овсянки на завтрак я выгляну на всякий случай: не идёт ли раньше времени за мной моя мама в лисьей шапке? Нет, не идёт. И с этим как-то надо жить дальше - лепить свою поделку из куска серой холодной глины. У нас вообще-то образцовый детский сад - никаких раскладушек, отличное питание, закаливание, витамины, поделки из природного материала, папье-маше... Нет, но как встрепенулся бы детский психолог при виде меня!
   Так и длилось то время. Серые колготки - будни. И цветные тоже как серые. Белые - редкие праздники. А ещё были красные, нечеловеческой красоты. Собирались в гости. Пока родители долго одеваются, я во двор, в песочницу. Надо сказать, что на свободе я была вполне нормальным и адекватным человеком. И во дворе, и в парке, и на катке, и в подворотне, где мы играли в "десятки".
   И родители сказали вслед: только аккуратно, береги колготки смолоду. А возле песочницы лужа осталась после дождя. И я никогда в жизни не падала в грязь плашмя. Только один-единственный раз. В тот день, прямо в ослепительных колготках.
   Всё это знала Катя Тихомирова. Она знала, как быстро на самом деле пройдёт детский сад и первая школа, и вторая школа вслед за ней. Как забрезжит на горизонте неумолимая женственность, отрицая всё будничное серо-цветное, всё праздничное белое, и даже архивеликолепное красное. Её не нужно ничего натянутого через силу и задом наперёд, ей ноги нужны. Без прикрас и с прекрасами. Ноги 20 ден.
    Потому-то Катя Тихомирова и сидела ночами, но поступила со второй попытки в свой химико-технологический. Чтобы сказать однажды с экрана всем, кто не хотел из дома к чужим, кто тихо плакал, напяливая бесконечное и непослушное, кто плашмя падал в грязь.
    Чтобы сказать: в 30, в 35, в 40, да во сколько угодно, жизнь только начинается. Это я вам точно могу сказать. А на запасном пути всегда стоит и ждёт заветная электричка. Заходи и выбирай, что тебе по нраву - чуткая дремота, полночная гитара, бабушка с самоваром. Или Гоша, он же Гога, он же Гора, он же Юра. Слесарь шестого разряда Георгий Иванович.