Лунный сын |
Стоишь так и смотришь. И терпишь. И тает больно.
Легенда о лунном сыне холодная, как этот вечер. Большая, как ветер. Все знают её, наверное.
Как просила юная дочь цыганского барона у Луны: дай мне вон того молодого цыгана; сделай так, чтобы и он меня полюбил со всей мочи; и вдвоём по тропе навстречу судьбе, не гадая, в ад или в рай... Дай цыгана, прошу!
А Луна в ответ: будет тебе цыган, только не за просто так, не за твои огромные глаза; первенца своего ты мне отдашь, я тоже хочу испытать материнство - женские тайны и женские танцы, звенящие браслеты, страшные дни новолуния, страстные дни новой жизни... Одним словом, отдай!
Вот так, без обиняков. Это мужчине-охотнику сказочный водяной может намекнуть туманно: отдай то, чего дома не знаешь. Охотник хоть и не был дома три года, абсолютно уверен: всё знаю, ничего нового там появиться не могло - ни чугунка, ни иголки. Дело жены - верно и терпеливо ждать, а не забивать сундуки и всё жилое пространство чем ни попадя, пока муж не видит.
И совсем запамятовал охотник, что, когда уходил, жена вроде как беременной была. Не придал значения этому обстоятельству, вот и попал впросак. А водяной-то всё помнил, и за развитием ребёнка внимательно следил, выжидал удобный момент.
Женщину на такой мякине не проведёшь, не нужно ей никаких намёков и загадок. Женщина сразу распознает, в чём тут дело, что в её доме есть, а чего нет. Поэтому Луна и не стала ничего накручивать, а прямо сказала между нами, девочками: я тебе вот этого мужчину, а ты мне ребёнка.
Очень, очень плохо знаем мы, что такое народная сказка, и с чем её едят. И с легендами дело обстоит не лучше.
Так и договорились. Неравноценный, мягко говоря, обмен. Мужчину, которого выпросила, на мужчину, которого выносила. Но там ведь всё по родству бродяжьей души, хоть на край земли, хоть за край. Очень большая страсть. И получилось из неё сплошное коварство. У цыганской смуглой смоляноволосой четы родился светлый сероглазый мальчик.
Вот этот мужчина повёл себя примитивно и очень предсказуемо. Подобно персонажу мексиканской мыльной оперы он взревел: "Этот ребёнок не от меня!" и вонзил в сердце возлюбленной остро отточенный кинжал. Где свирепая буря, как божья метла, океанскую пыль метёт...
А потом ребёнка в горы унёс. Не очень такой мужчина, одним словом. Герой своего времени и своего племени.
"Не смею требовать любви..." - Пушкин так сказал. Вот и не надо требовать. Не смейте требовать. В особенности у тех, кто сильнее вас, совершенно верно. Сами всё дадут, когда придёт время.
Стало быть, в горы унёс светлого младенца. Взаимоотношения маленького ребёнка и Луны - тема старая, тема странная, леденящая душу и притягательная одновременно. Так однажды рассказанная Лоркой, что невозможно цитировать кусками, только целиком - вся эта серебряная пустота, этот сон, холодная вода, усталые веки, плач совы, зеркальное космическое материнство... Созвучно старой легенде, встроено в неё.
Мой самый любимый перевод А Гелескула.
Луна в цыганскую кузню
вплыла жасмином воланов.
И сморит, смотрит ребёнок.
И глаз не сводит, отпрянув.
Луна закинула руки
и дразнит ветер полночный
своей оловянной грудью,
бесстыдной и непорочной.
- Луна, луна моя, скройся!
Если вернутся цыгане,
возьмут они твоё сердце
и серебра начеканят.
- Не бойся, мальчик, не бойся,
взгляни, хорош ли мой танец!
Когда вернутся цыгане,
ты будешь спать и не встанешь.
- Луна, луна моя, скройся!
Мне конь почудился дальний.
- Не трогай, мальчик, не трогай
моей прохлады крахмальной!
Спешит запоздалый всадник
и бьёт в барабан округи.
На ледяной наковальне
сложены детские руки.
Прикрыв печальные веки
и глядя в глубь окоёма,
бредут оливковой рощей
цыгане - бронза и дрёма.
Где-то сова зарыдала -
так безутешно и тонко!
За ручку в тёмное небо
луна уводит ребёнка.
Вскрикнули в кузне цыгане,
замерло эхо в горниле...
А ветры пели и пели.
А ветры след хоронили.
вплыла жасмином воланов.
И сморит, смотрит ребёнок.
И глаз не сводит, отпрянув.
Луна закинула руки
и дразнит ветер полночный
своей оловянной грудью,
бесстыдной и непорочной.
- Луна, луна моя, скройся!
Если вернутся цыгане,
возьмут они твоё сердце
и серебра начеканят.
- Не бойся, мальчик, не бойся,
взгляни, хорош ли мой танец!
Когда вернутся цыгане,
ты будешь спать и не встанешь.
- Луна, луна моя, скройся!
Мне конь почудился дальний.
- Не трогай, мальчик, не трогай
моей прохлады крахмальной!
Спешит запоздалый всадник
и бьёт в барабан округи.
На ледяной наковальне
сложены детские руки.
Прикрыв печальные веки
и глядя в глубь окоёма,
бредут оливковой рощей
цыгане - бронза и дрёма.
Где-то сова зарыдала -
так безутешно и тонко!
За ручку в тёмное небо
луна уводит ребёнка.
Вскрикнули в кузне цыгане,
замерло эхо в горниле...
А ветры пели и пели.
А ветры след хоронили.
Заканчивается легенда так. Если Луна в небе полная - значит, ребёнку хорошо и он смеётся. А когда начинает плакать, Луна худеет, превращается в месяц-колыбель: качать, успокаивать, приговаривать, напевать, прятать от чужих недобрых глаз. И так без конца.
А что у нас? Наши дети как? Не плачут ли, пока мы страстно просим у Луны вон того цыгана?
Комментариев нет:
Отправить комментарий