Всегда говорили: городские сумасшедшие. Коротко и ясно. А сейчас, наверное, так нельзя. Самим-то сумасшедшим всё равно, кто и что вокруг них говорит. Но вдруг кто-нибудь другой возьмёт и обидится. Теперь, наверное, они люди с альтернативным видением реальности. Может быть, и так. Но я буду говорить как привыкла.
Как правило, городской сумасшедший - фигура заметная, потому что он один такой не такой. Его речи, его поступки глубоко индивидуальны и непосредственны, исполнены самого главного смысла. Он говорит как в душу смотрит: "Николку маленькие дети обижают. Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича."
Так думала и я тоже. Пушкину верила. Потом по-другому стало. Когда я училась в последних классах и на первых курсах, альтернативная реальность заняла ведущие позиции везде, где только можно. Уверенно преобладая, она породила огромное количество воинов и борцов за свою правду.
В большинстве случаев борцы выглядели как обыкновенные молодые девушки. Они запросто подходили ко мне на улице, в магазине, в метро и очень мягко, но при этом очень навязчиво предлагали свою скорую помощь. Особенно ярко помню девушку, которая горячо, прямо здесь и сейчас, хотела пояснить мне некоторые места из Библии.
Книга в её руках была предусмотрительно раскрыта, и я увидела соответствующие места, подчёркнутые толстым зелёным фломастером. И мест этих было очень много.
Мне сразу вспомнился бессмертный "Остров сокровищ" - как пираты вырезали чёрную метку из Библии (другой бумаги не нашлось), написали на её обороте "Низложен" и вручили Сильверу. И Сильвер очень ругался.
Я поняла, что девушка, которая пристала ко мне в магазине, пират. Вероломный и дремучий пират. Спасайся кто может! Некогда, мне очень некогда! Давай встретимся, когда тебе будет удобно. Приходи, вот я запишу адрес. О, нет, нет! Большое спасибо, но ближайшие десять лет расписаны буквально по часам. Давай встретимся через десять лет, я буду ждать, приходи! На собрание к нам приходи!
Может быть, и сейчас где-то ждёт меня она, шелестя потрёпанными зелёными страницами?
В те годы, когда настойчивые девушки организованно и целеустремлённо вышли на свой промысел, у нас в школе появился обязательный факультатив. Это значит, что ходить всем, но не на оценку. Назывался он "История религии", а преподавателем был студент-второкурсник из университета. И как-то тоже всё это было по-пиратски. Внезапно и абордажно.
Никому не хотелось сидеть в холодном опостылевшем здании ещё один урок. Может быть, когда-нибудь в школе будущего, в трёхтысячном году, ученики и станут, затаив дыхание, внимать практиканту, который старше их всего на четыре года. А в школе настоящего так не бывает.
Что-то пытались записывать отдельные серьёзные вдумчивые девочки и один мальчик (через несколько лет он окончательно уйдёт в другую реальность, и эта история не из весёлых). Поведение остальных мальчиков полностью соответствовало их возрасту и седьмому уроку.
И однажды наш преподаватель медленно и чётко проговорил: "Однажды моя учительница прямо на уроке ударила одного из учеников стулом." (Имя учительницы знаю, но не скажу; скажу только, что она отличник народного просвещения и заслуженный учитель РФ). "А поскольку Н. Н. для меня очень большой авторитет, - продолжал наш практикант. - Иногда хочется последовать её примеру."
Класс заинтересовано притих на минутку: история из жизни как-никак. Про учительницу мы поверили сразу, а в практиканте усомнились: не отважится он в своих клетчатых брючках и красном шарфе. Школьники никогда не ошибаются на этот счёт.
Так оно и вышло. Рассказ о побитом стулом ученике - всё, что я запомнила из школьного курса "Истории религии".
Что-то не то было. Не так. Шиворот-навыворот. А как надо? Этого, я думаю, не знает даже Пушкин.
На память о том времени остались мне тихие старушки, которые иногда встречаются на пути, протягивают брошюру или буклет с улыбающимся семейством на обложке. Я говорю спасибо, делаю головой отрицательный жест и прохожу мимо. Старушки не настаивают и тоже проходят мимо. Мы расходимся по своим альтернативным реальностям.
На смену пиратам, изрезавшим Библию на чёрные метки, явились иные. Теперь ко мне на улице подходили странные молодые люди того и другого пола, предлагали купить у них какие-то очень плохие вещи по очень дорогой цене. Люди в один голос твердили, что сегодня у них в магазине акция, скидки. Так возьмите скорей вот эту кастрюлю или контейнер из особой пластмассы, в котором продукты не портятся годами. Клялись, настойчиво трясли товаром, не понимали с первого раза, не хотели прочь с дороги.
Особенно хорошо запомнилась мне девушка с траурной полосой под ногтями, которая торговала духами. Образцы ароматов были представлены тут же, на приклеенных к картону нечистых полосках лейкопластыря. Я отворачивалась как могла, девушка настойчиво тянула их к моему лицу...
Мы расстались не друзьями.
Был ещё случай. Подошли сразу двое - молодой человек и девушка. Спросили, есть ли мне 18 лет. Моя дочь училась тогда во втором или в третьем классе, и я приосанилась. Сказала: уже есть.
"Купите фен! - тут же сориентировался молодой человек. - Моя сестра давно им пользуется и очень довольна. А в нашем магазине сегодня акция!" И тянул мне навстречу нечто со шнуром, и было отчётливо видно, что да, этим кто-то давно пользуется.
"Сестра" безмолвно стояла рядом в синих тенях и накладных ресницах. Кажется, она вообще не понимала, о чём это мы.
"Спасибо! - сказала я. - Но муж буквально на днях подарил мне фен, и он гораздо лучше вашего." Улыбчивое лицо продавца мгновенно превратилось в маску злобного тролля. "Так бы сразу и сказали, что не будете покупать!" - прошипел он. И пошёл дальше со своей молчаливой "сестрой" и шнуроватым товаром. В свою альтернативную реальность.
Но вот сгинули, растворились в небытие вслед за пиратами дрянные продавцы. И поделом. Это были не настоящие городские сумасшедшие. Плохие поддельные актёры.
Единственный настоящий регулярно встречается и встречается на моём пути. Это высокий, крупный рыжеволосый мужчина без возраста. Его куртка распахнута в любую погоду, взгляд направлен в иные миры. Никому ничего он не говорит, а мне говорит всегда. Когда видит нас с Игоряном, произносит одну и ту же фразу: "Теперь братика надо или сестрёнку!" Раз за разом, всегда. Я пугаюсь немного, но в общем уже привыкла. Не буду же я ему объяснять, что сестрёнка у нас есть.
А на днях мы гуляли. Пока я покупала фрукты в киоске, Игорян в своём травянистом комбинезоне штурмовал сугроб, в который кто-то воткнул свою ненужную новогоднюю ёлку.
Прохожая старушка остановилась и сказала:
- Какой ты зелёный! Как ёлочка.
- Я светлее. Немного светлее вообще-то, - с достоинством ответил Игорян. - А ёлка тёмно-зелёная.
На другой стороне улицы мы встретили того самого.
- Зелёненький-то растёт и растёт! - крикнул он, поравнявшись с нами. - Растёт и растёт. А мама всё ходит и ходит!
Верно сказал. Как юродивый Николка у Пушкина. Мой зелёненький растёт и растёт. А я всё хожу и хожу.
А мне почему-то ничего не предлагают. Чуют, наверное, что всё равно не куплю.
ОтветитьУдалитьБольше как-то дорогу спрашивают))
Они как-то и повывелись теперь, предлагающие. Мне так кажется. Даже цыгане, которые всегда возле церкви деньги выпрашивали, самоликвидировались. И книготорговцев что-то в парке давно не видно. Хорошо стало.
Удалить