Посмотреть наивный фильм

Старое кино

   Вечера всё длиннее. Так и тянет заполнить их чем-то полезным для души, чем-то вкусным для тела. Например, взять чашку свежего чаю и - самое главное - положить на тарелку не очень маленький кусок тёплого ещё пирога. Который сначала думал, что будет яблочным, но потом в него ещё одинокая груша попросилась и сливы втроём.
   Получилось вот такой вышины. И ширины тоже вот такой. Кого хочешь выбирай.
Я рада, что пирог выбрал меня. Спасибо, пирог! Это у нас с тобой взаимное.
   А потом я выберу к пирогу какой-нибудь фильм недырявый. Какой-нибудь наивный.
Сейчас слово "наивный" считается отрицательной характеристикой. "Да не будь ты таким наивным! Меня поражает твоя наивность! Ты наивен, как ребёнок!" Его синонимы: легковерный, недогадливый, глупый, простоватый. Наивного съедят на первое и не подавятся никакой мозговой косточкой.
   Но это всё неправильные синонимы. Если предположить, что человек изначально задумывался не только как звено пищевой цепочки, но и как существо, способное к созиданию, синонимы у слова "наивный" будут совсем другими: простодушный, доверчивый, честный. Наивен тот, кто верит людям и в то, что они хорошие.
   Подсмеиваясь над наивностью, люди тем не менее  подсознательно тянутся к ней, как к живительному источнику. А в ненаивном мире людям как-то не очень.
   Иначе бы они, трезво мыслящие и знающее цену себе подобным, не употребляли бы в таких количествах успокоительные таблетки.
   Простодушия не хватает. Катастрофически не хватает простодушия.
Зачем таблетки? Какие таблетки? Посмотрите какой-нибудь наивный фильм. Отдохните.
   Так однажды включили мы "Не бойся, я с тобой!" Последний раз я смотрела этот фильм в детском саду - в прямом смысле этого слова.
   Вторая серия почему-то демонстрировалась днём, а не после программы "Время", как было принято. А воспитатели тоже люди. Мочи нет.
   Телевизор из кабинета заведующей перенесли в зал, где проходили наши утренники, музыкальные занятия и гимнастика. Нам было велено из группы со стульями на выход. В тот день мы не гуляли, а смотрели кино. Старшая группа и подготовительная - наиболее сознательная часть детского комбината.
   Запомнился мне только один эпизод. Старая башня в яростном огне, человек наверху громко поёт, а на помощь ему сплочённой командой бегут люди в полосатых одеждах. Самым первым в полосатой шапочке поспешает тот, кто в "Мушкетёрах" де Тревиля играл.
   На следующий день все мальчики группы играли в Сан Саныча. Махали ногами, бросали нападающего через себя, с переменным успехом. Хорошо, что у нас на полу лежал ковёр, поэтому обошлось без членовредительства. Да и воспитательница вовремя заметила безобразие, и несколько самых активных Сан Санычей отправились в угол. Размышлять и созерцать.
   И вот пересмотрела сейчас. Ничего не изменилось, ничегошеньки. По-прежнему любят, живут борясь и смерти не боясь, спешат по первому зову на помощь тому, кто в ней нуждается. Хоть из тюрьмы, хоть откуда. Наивные люди. Прекрасные люди.
   А на днях попался ни разу раньше не виданный "Всё наоборот" 1981 года. Это уже про старшеклассников. Про первую любовь их. Весьма популярная в те годы тема.
   И если детей всегда играли дети, а подростков преимущественно подростки, то под видом выпускников средней школы за партами частенько сидели лица, у которых вся жизнь в основном впереди, но кое-что уже и позади: первая любовь, вторая любовь, законный брак, диплом о высшем театральном образовании...
   Любой грим был здесь бессилен, и школьная форма не убеждала. Уж на что я люблю Ирину Муравьёву, но только не её хвостики и белые гольфы в фильме "Карнавал".
   В 32 года ноги другие, не такие, как в 17. И дело здесь не в стройности и длине. Просто в 32 года ноги носят иначе.
   В фильме "Всё наоборот" всё было наоборот. Исполнители главных ролей, Ольга Машная  и Михаил Ефремов, полностью совпадали по возрасту со своими героями Наташей и Андреем. Десятый класс - 17 лет. А когда такое дело, автоматически начинаешь верить всему происходящему на экране. Непроизвольно сам становишься наивен и прекрасен.
   Вот они сбежали с уроков - и на поезд. В Ленинград поехали на один день погулять. А вечером самолётом обратно. И родители ничего не заметят, не поймут.
   Современные десятиклассники проглотят без единого вопроса. Но мы-то знаем, что не было в 1981 году никакого "Сапсана". А "Красная стрела" хоть и была, ну и что с того? К вечеру, пожалуй, добрались бы до города на Неве, к ранним и романтическим осенним сумеркам.
   И - прямиком в аэропорт, фиксируя на ходу боковым зрением Медного Всадника и Адмиралтейскую иглу. Потому что ведь надо попытаться вернуться до ночи.
   Вот, прибегут в кассу, запыхались: "Пожалуйста, два билета до Москвы на ближайший рейс." Ещё чтобы такси в Москве там встретило. Будьте добры, оформите заказ. Ага, ага...
   Но вот она, магия наивных фильмов. Смотрю, как мальчик и девочка семнадцати лет скользят в своих болоньевых одеждах и без шапок по мостовым заснеженного северного города - бегом, бегом. Успели и в Эрмитаж, и на Невский. И жить торопится, и чувствовать спешит. Я верю, что они и на самолёт точно так же успеют. И поезд их прорезал пространство, как чудесная машина времени.
   И ни одного проклятого вопроса в голове. Как ухитрились обернуться за один день - это ладно. Но откуда у десятиклассника из 1981 года такие деньги: на "Стрелу" два билета, на самолёт два билета, такси, кофе и перекусить после снежной беготни по музеям, сами музеи...
Откуда, откуда! Копилку-зайчика разбил, вот откуда! На школьных завтраках сэкономил.
   А еще я абсолютно и безоговорочно верю поэзии наивных фильмов. Вне поэзии кино для юношества просто не существовало. И старшеклассники легко понимали этот яркий и тайный язык. Когда неявно можно говорить о самом глубоком.
   В другом наивном фильме, который называется "В моей смерти прошу винить Клаву К.", главный герой приходит домой, напившись с горя коньяку. Отец как будто бы работает допоздна, а на самом деле, конечно, волнуется, переживает. Ждёт.
   И вместо подходящей к случаю нотации о вредном воздействии алкоголя на юный организм, читает сыну четыре строчки.
                      Ты мне совсем не дорогая,
                      Милые такими не бывают...
                      Сердце от тоски оберегая,
                      Зубы сжав, их молча забывают.
 - Чьи это стихи?
 - Одного настоящего поэта. Зубы сжав, их молча забывают. Или ты будешь канючить, как в пошлых романсах: "Саша, ты помнишь наши встречи?" Иди спать.
Вот и весь мужской разговор.
   А героиня фильма "Всё наоборот" Наташа Ермакова приходит в четвёртый класс вместо заболевшей вожатой провести классный час. Подшефные стоят на головах, и плевать они хотели на вожатую и классный час заодно.
 - Поговорим о любви! - пытается перекричать шум Наташа.
И наступает полная тишина. И как-то совсем по-новому звучат в этой тишине основательно подзабытые блоковские "На островах".
                     Вновь оснежённые колонны,
                     Елагин мост и два огня.
                     И голос женщины влюбленный.
                     И хруст песка и храп коня.

                     Две тени, слитых в поцелуе,
                     Летят у полости саней.
                     Но не таясь и не ревнуя,
                     Я с этой новой — с пленной — с ней.
   А через некоторое время в этот класс на урок литературы приходит какая-то высокая проверочная комиссия, состоящая из пожилых мужчин и женщин. Видимо, это районо. Или того хуже - гороно.
Молодая учительница произносит совершенно немыслимые слова:
 - Сегодня вы все должны были приготовить своё самое любимое стихотворение. Я ничего не хотела навязывать. Выбор свободный.
   Вспоминаю себя в четвёртом классе и свою учительницу литературы. Выбор свободный. Ага, ага... Ничего не хотела навязывать.
   Правда, и та, из кино, обозревая лес поднятых рук, из немыслимой очень быстро превращается в обычную:
 - Молодцы! Даже Петров приготовился!
Это обязательно. Надо же рассказать комиссии, кто здесь главный дурак.
   Вот встаёт Петров и начинает рассказывать без запинки:
                   Я помню длительные муки,
                   Ночь догорала за окном.
                   Её заломленные руки
                   Чуть брезжили в луче дневном...
 - Спасибо, Петров, достаточно! - пугается учительница. - Громова!
Встаёт Громова:
                  Прижмись ко мне крепче и ближе,
                  Не жил я - блуждал средь чужих...
                  О, сон мой! Я новое вижу
                  В бреду поцелуев твоих!
 - Достаточно, Громова! - заглушает последнюю строчку совсем растерявшаяся учительница. - Зайцева, может быть, ты?
Встаёт Зайцева:
                 Как тяжко мертвецу среди людей
                 Живым и страстным притворяться...
Высокая комиссия хохочет. И тут поднимается одна девочка и говорит:
 - Это нам пионервожатая Наташа Ермакова дала.
А я сижу и верю. Смотрю и верю. В то, что ученики четвёртого класса учили наизусть Блока.    А читала им Наташа из десятого. Они бы и теперь учили, если бы Наташа читала. И Блока, и других. Наивно, конечно, так думать.
   Но я почему-то уверена в этом.