Сирень в тарелке

    Жаль, что я давно уже не ем сирень. А то бы самое время. Вон - её полный город, белой и лиловой. Всякой. Останавливайся у любого куста - хоть в парке, хоть в сквере, хоть в чужом дворе, хоть прямо на улице. Зарывайся головой, перебирай, выискивай заветную о пяти лепестках. Медленно, с достоинством ешь, чётко сформулировав самое заветное своё желание.Чего тебе больше всего хочется? Мозгов? Сердца? Или смелости?
   А Великий и Ужасный там у себя, за таинственной ширмой, рассмотрит и примет решение.
Но я больше не ем сирень. Мозги у меня есть. Может, не из чистого золота, но и не совсем отруби. На жизнь хватит. Я даже думаю, что у меня не светлая голова, а тёмная. Но пусть. Сейчас, говорят, можно и так. Будь самим собой.
   Сердце тоже стучит. Насчёт смелости я сначала задумалась, а потом решила: смелости достаточно. Я ведь пишу всё это, я ведь всё это людям показываю. Чем не доказательство?
   Получается, что мне совершенно незачем беспокоить Вселенную. Когда-то я готова была нарвать целую тарелку этих волшебных цветочков, глотать не жуя. Заветные желания стояли в очереди, толпились, бранились, толкались, кричали друг другу: "Вас тут не стояло!" и "Пропустите заслуженного работника культуры, имейте совесть!"и "В третью кассу не занимать!"
А теперь потише стало.
Здоровы все - и ладно.
   Сирень цветёт, сирень везде. Даже у прохожей старушки в сумке цветёт сирень. Поравнявшись с нами, она спросила: "Вам букетик не нужен?" Спасибо, добрая старушка, но нам целого города вполне достаточно.
   Сирень - это картина импрессиониста. Вблизи - хаос, три шага назад - и шедевр.
А на вкус она точь-в точь стихотворение Пастернака.

                                  Положим, - гудение улья,

                                  И сад утопает в стряпне,

                                  И спинки соломенных стульев,

                                  И чёрные зёрна слепней.

                                  И вдруг объявляется отдых,

                                  И всюду бросают дела.

                                  Далёкая молодость в сотах,

                                  Седая сирень расцвела!

                                  Уж где-то телеги и лето,

                                  И гром отмыкает кусты,

                                  И ливень въезжает в кассеты

                                  Отстроившейся красоты.

                                  И чуть наполняет повозка

                                  Раскатистым воздухом свод,

                                  Лиловое зданье из воска,

                                  До облака вставши, плывет.

                                  И тучи играют в горелки,

                                  И слышится старшего речь,

                                  Что надо сирени в тарелке

                                  Путём отстояться и стечь.

   Нагромождение, взрыв и мёд. Сирень столпилась, как мебель в прихожей во время переезда. Толчея членов семьи. В новое переезжаем, в неведомое. Радостно и страшно.
   До сбора урожая ещё далеко. Но сирень - это самый первый урожай. Хочется наломать и унести к себе. Да только впрок не запасёшь этот самый неверный, самый призрачный из всех урожаев. И есть в нём что-то болезненное. В лиловом всегда болезненное. Среди "фиолетовых" людей пруд-пруди разнокалиберных творческих, признанных и непризнанных. С улетающей всё время куда-то головой и неравномерно стучащим сердцем.
   Ладно "чёрные зёрна слепней". Они укусили сознание и полетели себе дальше. А там уже лиловое здание встанет до неба и заставит ахнуть по-новому. И мир хрупкий такой, уютный, и соломенные стулья скрипят. И тарелка желаний доверху полна лиловым и нежным.
В конце-концов, все пчёлы и осы летят на сладкое.
   У А. Вознесенского свой сбор первого урожая. Своя "Сирень". Своё больное и хрупкое.
                                   Сирень похожа на Париж,
                                   горящий осами окошек.
                                   Ты кисть особняков продрогших
                                   серебряную шевелишь.

                                   Гудя нависшими бровями,
                                   страшён от счастья и тоски,
                                   Париж,как пчелы,собираю
                                   в мои подглазные мешки.
   Я вот без мешков (тьфу-тьфу-тьфу!), но тоже собираю Новосибирск, перевёрнутый вверх ногами: сверху вода (тучи в горелки каждый день играют, не скучно им), снизу - букет.
   Нет, ну как всё-таки пахнет! Даже поток машин бессилен со всеми своими выхлопными газами.
   До завтра, пожалуй, хватит. Призрачно всё в этом мире бушующем. Carpe diem. Живи сейчас, лови момент, срывай день, как ветку сирени. Потому что нет в этой жизни ничего напрасного.
                                   Надо мной зашелестели кусты
                                   Молодой шелковистой листвой,
                                   И пьянят меня шальные цветы
                                   Этой свежестью сирени хмельной.
                                   Но растаяла, как лед по весне,
                                   Твоя легкая, прозрачная тень,
                                   Неужели это было во сне...
                                   Но зачем же распустилась сирень?
   Я уже очень давно не ем сирень. Но про пятый лепесток помню - в самой гуще. Там он, там, распустился в срок. Пусть отстаивается путём, пусть стекает пока. А я, может быть, и надумаю что-нибудь заветное. Время ещё есть.