Только не посох!

  

   А самой большой мукой было для меня вот это: выйти на лобное место к ёлке и перед всей группой, перед родителями и бабушками читать стихи. Сначала мне выдавали их написанными на бумажке, как всем. Я честно и быстро учила свои слова, а в самый ответственный момент выходить и читать отказывалась. Срывала план мероприятия. Позорила воспитателей. В конце-концов они, от греха подальше, перестали давать мне стихи на бумажке.
   Рукой махнули. Толку, мол, всё равно не будет. А про интровертов в те поры ещё никто слыхом не слыхивал. Вредничаю или стесняюсь - одно из двух.
В последней группе, правда, снова воспряли духом: надо! Хоть раз в жизни. В конце-концов всякий выпускник детского комбината просто обязан продемонстрировать на выходе определённые умения и навыки. Так что будьте добры. Без разговоров.
   Не помню, чтобы дома со мной проводили какую-то воспитательную работу на этот счёт. И хоть интровертов тогда официально не было, моя мама (сама интроверт), видимо, о чём-то таком догадывалась. Более того, она, опять-таки что-то интуитивно чувствуя, просила воспитателей не вынимать ложку и карандаш из моей левой руки и не перекладывать в правую. Это было совсем уж нереально, потому что тогда ещё переучивали. Странно, что воспитатели выполнили просьбу моей мамы. А может быть, опять махнули рукой, потому что стоило воспитателям отойти от меня на два шага или отвернуться, я снова брала ложку и карандаш удобно. Ладно, пусть. В школе выправят.
   Поэтому будем считать, что во мне проснулась сознательность. И я пошла к ёлке.
Исторический момент зафиксирован на чёрно-белой фотографии. На переднем плане мы с Дедом Морозом, на заднем - воспитательница с высокой причёской, прижавшая руки к груди: слава те, Господи! Свершилось! Гора с плеч!
   То стихотворение не осталось в моей памяти, а вот момент награждения конфетой навсегда со мной: Дед Мороз снимает рукавицу, лезет в необъятный свой мешок, протягивает мне заслуженный приз, а рука-то женская, с маникюром. Лак в те годы, был, кажется, только один: ярко-красный.
   А потом, после утренника, кто-то заметил в кабинке Саньки Зеневича маску с красным носом и разнёс новость по всей группе. Интересно, а сам Санька знал, что Дед Мороз - это его мама?
   Главное чудо заключалось даже не в Деде Морозе. Мне кажется, мы в него никогда всерьёз не верили.
   Чудо было в другом. Вот так возвращаешься однажды вечером из сада, а дома в углу ёлка стоит. Скоро будем наряжать, и 10-метровая цепь из цветной бумаги заготовлена заранее. А ещё очень хотелось, чтобы у меня в комнате с потолка свешивался серебряный дождь, как в саду. Для этого нужно было приделать к дождинке маленький кусок мокрой ваты и с силой запульнуть вверх. И вата должна была приклеиться к потолку. Очень красиво. Но родители только летом сделали ремонт, поэтому были против. Вон, лучше снежинки белой гуашью на стёклах рисуй.
   То, что любой Дед Мороз может оказаться чьей-то ряженой мамой, совершенно не портило настроение. Главное, чтобы в хороводе он (или она?) не взял за руку именно меня. Так случилось однажды, и крепкие чужие пальцы под атласной варежкой повлекли меня по кругу с песней. "Маленькой ёлочке холодно зимой!" Вдруг услышит, что я пою недостаточно громко и заставит перепевать? Ведь заставили нас кричать три раза подряд: "Ёлочка, зажгись!" Вобщем, я выкладывалась по полной. Но потом всегда старалась занять в хороводе место подальше от мамы-дедушки.
   Мне нравилось ощущение, когда вдруг внезапно снимаешь всё тёплое и осторожно влезаешь в невесомое, шёлковое какое-нибудь, гипюровое. Оно холодит, и пришитая к подолу мишура покалывает, и страшно смять снежинку из фольги на подоле платья. Ещё и на голове что-нибудь такое красуется. Не уронить бы. И вот несёшь всё это в большой зал, и так хорошо на душе, так тревожно.
   В школе, к счастью, уже не раздавали написанные слова. Но пару стихотворений всегда нужно было держать про запас, на всякий случай. Потому что из года в год Дед Мороз проделывал с хороводом забаву под названием "Волшебный посох". И нельзя было скрыться, избежать, спрятаться в мешок.
  Наш музыкальный руководитель Борис Григорьевич растягивал баян, и пока звучала музыка, посох Деда Мороза следовало передавать по кругу из рук в руки. Потом музыка внезапно прерывалась. Тот, кто остался с посохом, должен был идти к ёлке.
   Тяжёлая, обмотанная мишурой палка задерживалась у меня ровно на одну сотую долю секунды. Только не посох! Пожалуйста! Повезло...
   Кроме посоха, было ещё одно ежегодное испытание, от которого никак не увильнёшь - "Танец утят". "Жим-жим" пальцами ещё ничего, и "порх-порх" локтями тоже. Но кто придумал это ужасное приседание на третьей строчке? И там куплетов так много.
   Но вот прошагали утята. Прошла забава "Вперёд четыре шага, назад четыре шага", отгаданы все загадки. А потом уже по желанию - бегать под музыку вокруг стульев, которых четыре, а соревнующихся - пять. Нужно успеть быстро сесть, когда оборвалась музыка. Последнему оставшемуся - конфета из мешка.
   А потом Дед Мороз собирался в свой волшебный лес, говорил: "До свидания, ребята! До следующего года!" И становилось грустно-грустно, хоть и не по душе были мне традиционные Морозовы забавы. Ведь это сколько ждать ещё? Целую вечность!
   Но рано или поздно минует и вечность. И снова будет дома пахнуть ёлкой, и мама уставит весь подоконник на кухне салатами и холодцом (батальон пельменей ждёт своего часа на балконе). И можно будет не спать полночи, и все вокруг не спят. И женщины за столом зачем-то кладут кусочки шоколада в свои бокалы с шампанским.
   Всё праздник - и мерцание свечей, и огромные апельсины, и глупые приседания под баян в школьном зале. Мир ещё не расколот на части. Посох так посох. Я знала, что успею передать его другому.
   И вот теперь, когда Дед Мороз что-то уж очень зачастил из своего леса (ведь, кажется, только вчера проводили его восвояси), вдруг именно на мне оборвётся та незамысловатая мелодия?   Что я буду делать? Откажусь и промолчу или выйду и всё-таки прочитаю? Я ведь учила, я знаю слова.