Общественно-полезный труд

Очередная парта дежурит

   В начальной школе мы думали, что труд - это клеить аппликации, делать коробочки из бумаги или что-нибудь пластилиновое. В крайнем случае, путаться в длинной-предлинной нитке, осваивая шов "вперёд иголка". Ничего, жить можно.
   Но когда перешли в четвёртый, школа взялась за нас как следует. И стал труд не простой, а общественно-полезный.
   Приносить пользу обществу мы начали с ежедневной влажной уборки закреплённых за нами кабинетов. Уютные времена уборщиц миновали. График, висящий в классном уголке, напоминал: сегодня моет пол третья парта во втором ряду. Это моя, значит.
   Здание школы было старое. С фонтанчиками для питья, раздевалками девочки - налево, мальчики - направо (очень удобно, кстати, особенно зимой). И, конечно же, лестницей парадной и лестницей чёрной. Парадная лестница вела к знаниям и в кабинет директора, а ещё к стенду "Они окончили школу с золотой медалью"(десяток фамилий за несколько десятилетий).
   Чёрная лестница вела в каморку, которая называлась "кубовая". Там после уроков очередных дежурных всегда ждали вёдра, заранее наполненные техничками горячей водой. Немаленькие вёдра, чёрно-железные. Вполне вероятно, что они были ровесниками школы и видели всех её медалистов. А до появления центрального отопления в них по той же самой лестнице носили уголь. Те же самые технички в синих халатах.
   К вёдрам прикладывались тряпки. Видимо, школьное руководство полагало, что за три полных года обучения мы набрались достаточно мужества, чтобы взять их в руки. Тряпки гармонично сочетались по цвету с вёдрами, были тяжёлые, всегда сырые и запах имели отнюдь не соблазнительный.
   Ведро мы несли до кабинета вдвоём. В нём тяжело плескались две тёмноликие лорелеи. Общественно-полезный труд не предполагал нянек, мамок, лакеев и добрых фей.
   В это же время у нас в расписании появилось домоводство. На первых трёх занятиях мы радостно готовили, а потом ели разную вкуснятину. Потом бесконечно долго изучали устройство швейной машинки (первый нитенаправитель, второй нитенаправитель, шпулька, лапка).
  Наша учительница, о которой рассказывали шепотком, что однажды в гневе она вырвала клок волос у какой-то девочки, обещала, что будет принимать у нас на оценку мытьё пола. Будет обязательно смотреть, как мы отжимаем тряпку, да не оставляем ли пыль в углах. Всё это было очень волнительно. Я боялась отжать тряпку как-нибудь не так.
Но моё первое дежурство в классе случилось раньше.
   Вот скажите, как могут прибраться в огромном кабинете двое десятилетних детей, один из которых мальчик? При этом никаких мастер-классов на тему "Скажи "Нет!" меловым разводам на полу возле доски" с ними никто не проводил. Но мне-то казалось, что я работаю с огоньком!
   И когда на следующее утро наша классная руководительница попросила: "Встаньте те, кто вчера дежурил", я ещё ничего не подозревала. Я думала, что она заметила, как мы старались.
Но химические кудряшки затряслись от негодования: "Здесь лужи стояли! Лужи голимые!"
   И заставила передежуривать. И я выкручивала тряпку до хруста в пальцах. У меня больше не было права на ошибку.
   Средняя школа прививалась медленно и болезненно. Кажется, теперь это называется адаптацией. Вскоре после неудачного дежурства я проштрафилась ещё раз. На уроке литературы всем нужно было встать по очереди и назвать произведение о жизни детей до революции, которое прочитали. Многие называли "Пашку-миллионщика", "Гуттаперчевого мальчика". Что ещё? Что-то про девочку, дочь путиловского рабочего, которая спрятала шрифт нелегальной газеты в кринке с молоком. Названия рассказа не помню, но жили они тоже в тёмном и сыром подвале.
   А у меня был козырь. Ну, думаю, обрадую сейчас Нину Ивановну! Я нашла дома и прочитала полностью "Детей подземелья". Это вам не рассказ на трёх страничках.
   Вот доходит очередь до меня. "Дети подземелья!" - объявляю гордо. Только Нина Ивановна отчего-то в пляс немедленно не пустилась. "Вы будете читать это в пятом классе, - сухо сказала она. - И вообще, насколько я помню твоего брата, он всё всегда делал как надо."
   Я обескураженно села. Но зато к следующему допросу подошла во всеоружии. Совсем не обязательно знать учителю литературы, что я читаю, а что собираюсь прочитать.
   А к шестому классу мы научились вполне сносно общаться с учителями. И наша новая классная руководительница (третья или четвёртая по счёту) разрешила самым благонадёжным  сесть за одну парту не с двоечниками, а с подругами. Мы подросли, мы повзрослели. И теперь я  дежурила с Олей.
   И мальчик, который в первом классе написал мне записку на промокашке, друг стеснительного Сашки, говорил авторитетно: "Вам нельзя носить тяжёлое." И шёл в "кубовую" вместе с Сашкой, который к шестому классу перестал меня преследовать. И даже наоборот, лихо подруливал ко мне после уроков на велосипеде, и говорил, чтобы я поставила свой портфель к нему на багажник.
   Мальчики приносили чёрные неподъёмные вёдра, мальчики выкручивали ужасные тряпки, показывая силу. Но вот чтобы пол помогали мыть - такого я не припомню. Нельзя требовать у судьбы невозможного.
   Заслышав в коридоре шаги дежурного, наши чудесные помощники делались невидимыми: вставали на подоконник и прятались за шторами. Потому что их миссия была выполнена не до конца. Нужно было ещё отволочь чугунные вёдра в туалет, вылить воду. Мы тем временем быстро собирались и убегали. Ещё увяжутся за нами, чего доброго. А у нас свои секреты.
   Но мальчики не обижались и в следующий раз снова приносили вёдра, выкручивали тряпки, уносили вёдра.
   Всё-таки было что-то глубоко личное в том труде на благо общества. И была в нём какая-то ещё неведомая нам польза...