Просто пригнись

    Мои самые любимые поездки в детстве - к бабушке в Красный Холм. Это русский городок с большой колокольней в центре и маленькой речкой насквозь.В 1861 году Красный Холм посетил писатель Салтыков-Щедрин, остался не очень доволен. Обозвал город, в своей сатирической манере, "символом глубокого провинциализма, темноты и невежества." Может, и так. Но мороженое там подавали чудесное, в металлических вазочках. Кафе в таком древнем кирпичном здании, что никакая жара не зайдёт.
   А в той речке я несколько лет подряд пыталась научиться плавать. Название у неё было красивое - Неледина. Но зимой она очень даже замерзала.
   По весне начинался ледоход, скромная тихая речушка выходила из себя и сносила на своём пути все хлипкие деревянные мостики. Потом возвращалась в русло, приходили рабочие и строили мостики снова. На языке местных жителей они назывались лавы (подробно и с фотографиями про Красный Холм, Неледину, лавы и колокольню можно посмотреть здесь).
   Очень занозистые были лавы эти. Если вдруг забудешься и нечаянно проведёшь рукой по перилам - в ладонь попадёт деревянная колючка. Я сама извлеку её недезинфицированной иголкой, и никакого заражения не будет. Жаль, некому передать этот бесценный опыт: нет теперь у детей заноз. Не знакомы они с живым деревянным изделием - неладно скроенным, крепко сшитым.
   Но мы знали о лагах кое-что ещё. В те времена была в Красном Холму лодочная станция - лодки деревянные, голубые, протекающие. И мы каждый год всей семьёй романтично катались - до плотины и обратно (вся дорога - часа два). Рвали кувшинки с длинными стеблями (из них получались чудесные бусы с жёлтым цветком в районе пупа), опускали руки в воду и слышали, как она движется вдоль борта. Ноги свешивали. Любовались заросшими берегами. Силач-папа налегал на вёсла.
   Женщины на плотах, прикреплённых к берегу, полоскали в реке бельё, скручивали, складывали в оцинкованные ванны. Древнее время, сказочное, былинное. И мы на лодочке плывём.
   А лавы эти вечно всё портили. Раза 3 или 4 они вставали на пути и всякий раз их нужно было преодолевать как препятствие.
   Построены лавы были довольно низко над водой, временное же сооружение. Лодку под собой они ещё пропускали, так и быть  - деревянное деревянному друг, товарищ и брат. А вот людей уже нет. Приходилось сгибаться в три погибели даже нам, детям. Про взрослых и папу с вёслами я уже не говорю, но получалось как-то.
   Нам открывалась изнанка мостика, теневая сторона, обращённая в бездну. Как и лицо, она была щепаста и щеляста, но для пущей красоты из неё торчали громадные, сантиметров 15, гвозди. Они норовили пропороть голову или спину, если вовремя не увернёшься, не ляжешь на дно, не спрячешься за весло. Добросовестно вбитые крепкой рукой плотника по ту сторону доски, нам, речным романтикам, они грозили новейшими средневековыми пытками.
   Встречные лодки медленно протискивались под лавами, уходили за поворот. Люди отдыхали, люди принимали реку и других людей, которые городят на ней каждую весну невесть что. И всё-то их дело - ровно и точно стучать молотком, не оглядываясь и не заглядывая.
   Мы тоже принимали эту реку и этих мастеров доски, из года в год просачиваясь между гвоздями. Нам казалось: так и надо. Всё справедливо. Пусть лодка протекает, а мост грозится лишить глаза. Так и надо. Просто пригнись. И ни разу никому из нас, никому из бороздящих просторы Неледины, не пришло в голову прихватить из дома молоток да и загнуть эти штыри.   Для себя, для других, для косоруких плотников, для матушки-природы, создавшей человека таким недальновидным и таким уязвимым. Никому и никогда.
   И всё в этой жизни так - было, есть и будет. Для людей и против людей одновременно. 

 

И.И. Левитан "У омута". Похоже на Неледину, и вообще...