Вид на юг |
Дом стоял в заросшем дворике. Старый, двухэтажный. На улице 1905 года. У нас в городе тоже есть такая, и там тоже старые дома. Деревянное зодчество, находится под охраной государства.
А тут был камень. Вперемешку с солнцем. Август в тот год выдался жарким даже для местных жителей. На земле толстым слоем лежали бурые сгоревшие листья. Зной простирался до неба. В квартире, которую мы сняли по-простому, окна почему-то не открывались. Кондиционера, понятное дело, тоже не было. Зачем? Мы же без излишеств.
В сумерках хотелось на крыльцо и дышать. Только бессмысленно было напрягать лёгкие - ночная температура воздуха была равна дневной. И никакого ветра.
Я вспоминала рассказ моей школьной подруги Женьки о летнем путешествии в Ташкент: хочешь спать - ложись на пол, завернувшись в мокрую простыню, и спи себе на здоровье. Правда, мы не решились как-то чужие простыни по полу валять. И себя валять по полу тоже не стали.
В качестве моральной компенсации нам было дано огромное, в половину стены, окно в туалете (там же и душ). Вот оно открывалось. Можно было стоять себе под прохладными струями, напевая, и одновременно созерцать южные виды. В то же время всякий идущий по тропинке мимо дома мог беспрепятственно созерцать напевающего.
Но там, на юге, у нас были другие тела. А у идущих по тропинке - были дела, поважнее наших тел. Дня через три мы просто перестали замечать окно. Не закрывать же его, в самом деле! В квартире и без того дышать нечем.
У нас была компания: мы с мужем и восьмилетней дочкой и моя подруга Света с дочкой шести лет. Как все белокожие люди с рыжими напевами в волосах, мой супруг и Света прямо на глазах изменили цвет - ни дать ни взять крымские полноспелые помидоры. Невероятный август бил наповал сквозь все солнцезащитные средства.
Ещё Света везде и всегда носила изящную вязаную беретку. Белоснежную. Я же напрасно ходила с непокрытой головой, за что поплатилась. Не тепловым ударом, а волосами. Они выгорели насквозь, вдобавок от морской воды как-то зачерствели. И теперь после мытья в распахнутом всему миру душе моя причёска сильно напоминала мультипликационного Антошку. Полное тили-тили, трали-вали творилось у меня на голове.
Детям было всё равно - они просто хотели целыми днями сидеть в море.
И все мы, такие разнообразно красивые, каждый день ходили купаться в Херсонес.
Мы шли белыми улицами, каменными дорогами, безлюдными путями, тайными тропами.
И было раннее утро. Наши дети прыгали впереди, считая всех встреченных кошек - ровно сто двадцать три. И солнце стояло вечным раскалённым шаром. И вечные развалины вставали на горизонте никогда не заходящим солнцем.
Нам туда. Карабкаться по разномастным камням в море, а потом - вытягивать себя из моря по разномастным камням. Скользит нога, больно ноге. И кто-то древний сидит на обрыве, свесив ноги. Живёт здесь, ждёт свой парус. А мы - непонятно кто здесь такие. Платим за вход, отдыхаем дико, фотографируемся в обнимку с колонной. Лежим, раскинув тела по всем булыжникам.
Придите к нам, йод и соль, напитайте до отвала. Не забудьте про нас в тёмном декабре, в бесконечном январе, в феврале оголтелом. Храните ухо наше, горло наше, нос наш...
И был поздний вечер. Наши дети тащатся, отстают, ноют. Где фонарь, где нет. Собаки и цикады выступают хором. На плечах - неподъёмный запас солнца. Сейчас мы придём, распахнём своё единственное окно во всю ширь, смоем всё ненужное. И день прожит не зря.
А потом мы будем пить вкуснейший, кислейший гранатовый сок, который омывает сердце, от которого лезут на лоб глаза...
Вот так однажды приходим - а воды нет. Как раз в тот день в городе случился пожар. Загорелся (или подожгли?) продуктовый супермаркет - мы сами видели в небе огромный столб дыма.
Потом мы узнали, что пожарные сначала приехали просто посмотреть: правда ли горит? Всё правда, можно тушить.
Мы звоним хозяевам: что делать? как быть? к чему стремиться?есть ли надежда? вода где? Хозяева в ответ: а пожар потому что. Напор воды во всех окрестных районах ослаб, вся его сила брошена на ликвидацию стихийного бедствия.
В конце-концов потушили. Вода вернулась. Все неприятности проходят в конце-концов.
И опять мои выгоревшие волосы топорщились во все стороны. А белая простыня, которую мы пожалели, показала в награду, какими коричневыми стали мои ноги. И помидорность мужа приобрела какой-то благородный кирпичный оттенок. И дочка в своём читательском дневнике, который задала вести летом учительница (чтобы дети не разучились читать и писать), сочинила стихотворение про море. И рисунок сделала: вода и солнце. Много, много и того и другого.
Это был чудесный август. Жаркий август. Очень, очень жаркий август. Никогда больше не встречала такого.
Да-да, все помню, было именно так... Жаркое лето, +36 днем, +26 ночью, окна- что есть, что нет...И трава желтая, выжженная. А беретка была льняная, тогда казалось, изысканная)) У меня рука не поднимается ее выбросить, но и носить тоже не могу... Ушло то время, сейчас беретка, как из другой жизни, и я уже в другой жизни, не совпадаем мы с ней больше...
ОтветитьУдалитьА когда супермаркет горел, я боялась, что это я спалила дом)), Весь день на экскурсии мучилась вопросом: "Выключила плойку или нет?" Собирались впопыхах, вы-то как солдаты, а я вечно тормозила, вот и ушла, а мозг не зафиксировал момент выключения электроприбора)) Представь мое состояние, когда при въезде в город я вижу столб дыма где-то в нашей тороне....
ОтветитьУдалитьМожет. совпадёшь ещё. Льняное - вне времени. Правда, мнётся сильно, говорят. Но это можно поплотней на голову натянуть.
ОтветитьУдалитьДа уж, это был бы отдых воистину с огоньком!
ОтветитьУдалить