Синдром Урфина Джюса

 

   Поздней осенью хочется скрыться ото всех куда-нибудь подальше и своими руками сделать вещь: закатать банку с чем-нибудь вкусным, сшить куклу без готовых выкроек, написать стихотворение. Прийти в пещеру волшебницы Гингемы, пусть научит заклинанию: "Буридо, фуридо, сэма, пэма, фэма! Ветер, ветер, ты могуч! Дождик, дождик, пуще! Дай мне это время года, пикапу, трикапу! Мне не нужно солнца, мне нужно другое."
   Я терпеливо ждала всю весну и всё лето без перерыва. И был в мой огород сентябрь -  семенами волшебного растения. Я перетёрла его в порошок, я наделила чудесной силой облетевшее дерево, мокрый камень и столетний дождь. Это армия, которая утверждает власть осени. Она уверенно марширует по просёлочной дороге, и по асфальтированной, и по дороге, вымощенной жёлтым кирпичом. И везде её победа легка.
   Все жующие, моргающие и болтающие предпочитают отсиживаться по домам, привычно сетуя, что вот, дескать, и день совсем коротким стал, и солнца совсем не видно. Плохая погода. Плохое время, переведённое назад.
   Когда в самом конце октября откуда-то сверху без перерыва начинает сыпаться ледяная вода вперемешку со снегом и остатками жёлтых листьев; когда люди отворачивают лица, прячут лица, забывают лица, а ветер выворачивает зонты наизнанку; когда кофейни переполнены до отказа, а на улице ни единой собаки, мне обязательно будет дружеский звонок.
   Жертва автомобильной пробки печально спросит сиплым голосом, заменяя звук М на Б, а Н на Д: "Может быть, ты скажешь, что тебе и сейчас это нравится?"
   И я неизменно отвечаю, что мне это нравится. Я не веселюсь, я знаю, что даже на самых жизнерадостных сейчас, как боярская шапка, нахлобучена необъяснимая печаль, и головная боль, и желание уснуть всерьёз и надолго.
   Это время, когда небо безвольно и плотно лежит на городе, изредка кряхтя и ворочаясь, когда под ребро попадает телевышка. И на всех жителях - серые очки, защёлкнутые сзади на специальный замочек. Они пришли к Великому и Ужасному, они просят: дай мозгов, чтобы понять; дай сердце, чтобы принять; дай смелости, чтобы пережить.
   И всё-таки это Волшебная страна - ранних сумерек, жёлтых окон, за которыми пахнет яблочным пирогом, тёплых курток, красиво намотанных шарфов. Это страна внезапно выросших детских ног.
   И Гудвин завывает, как ветер в трубе: "Сами, сами, сами. Я ведь шарлатан, а не волшебник."
И люди уходят. Им с удвоенной силой хочется думать, любить, совершать поступки. Люди уходят учиться, учиться и учиться. Нет, видимо, совсем не случайно Днём знаний открывается моё самое любимое время года.
   Я - Урфин Джюс. Я живу на отшибе лета. Берегу голову от солнца, радуюсь пустому городу в субботу и воскресенье (задержитесь подольше на дачах, о люди, и да не переведётся у вас шашлык). И я не хочу никакой "горящей" путёвки на десять дней.
   Мне нравится день на убыль и та самая погода, что не для домашних собак. Чтобы сидеть вот так и делать вещи или гулять, несмотря ни на что. Печалиться, что это время закончится слишком скоро, и солнце с круглым, как у Страшилы Мудрого, лицом всё равно победит. И снова забьют фонтаны, и город станет Изумрудным.
   И будет казаться, что это навсегда, пока не упадёт с августовского неба первая звезда. И вот тогда, лихорадочно соображая: "Что же загадать? что же? что?", впервые в жизни подумаешь просто: пусть всё останется так, как есть. Своим чередом. И в своё время