Ямб от хорея

Пушкин пишет ямбом

Всем учителям литературы посвящается

   У Пушкина сказано:
                                 Высокой страсти не имея
                                 Для звуков жизни не щадить,
                                 Не мог он ямба от хорея,
                                 Как мы ни бились, отличить.
Русский гений, как ему и положено, смотрел на 200 лет вперёд. Ничего не изменилось. "Мы" бьются, как рыбы головой об лёд, "они" не могут отличить по-прежнему.
   Выпускные тесты между тем писать как-то надо, а там про это есть. И высокая страсть тут не при чём. Меня, например, страсть эта настигла как раз в старших классах, а в стихотворных размерах я всё равно путалась. Так и получила аттестат зрелости, не имея твёрдой уверенности в том, что в трёхсложном амфибрахии ударение падает на второй слог.
   В университет поступила. И вот тогда, прямо в первом семестре первого курса, произошло важное событие, благодаря которому сама теперь отличаю - хоть ночью меня разбуди, хоть днём - и любого научу, будь он хоть самым безнадёжным Евгением Онегиным.
   А случилось вот что. Один из преподавателей русской литературы нашего факультета - молодой и очень креативный Игорь Евгеньевич Лощилов - не без оснований подозревая в наших постшкольных головах большие пробелы знаний, предложил весьма остроумную шпаргалку. С её помощью хорей и анапест распознавались мгновенно. А поскольку Игорь Евгеньевич ни на кого не сослался, можно предположить, что изобретение его собственное.
Зевающие и скучающие от слова "поэзия", дочитайте всё-таки. Это красивая вещь. Это придумал нестандартный мозг.
   Итак, за основу берём простое русское имя Иван. Повторив его несколько раз, вот так: " Иван, Иван, Иван, Иван", - получим классический ямб, двусложный размер со вторым ударным слогом. Если в строке поместилось три Ивана, ямб трёхстопный. Как в стихотворении А. Фета, например:
                               Печальная берёза
                               У моего окна,
                               И прихотью мороза
                               Разубрана она.
Если четыре - четырёхстопный, пушкинский любимый:
                               Люблю тебя, Петра творенье,
                               Люблю твой строгий, стройный вид...
Чеканный, строгий. Хоть в паспорт вписывай. Или иной официальный документ.
Пятистопным ямбом активно пользовался в быту Васисуалий Андреевич Лоханкин:
                                Волчица ты, тебя я презираю,
                                К Прибурдукову ты уходишь от меня...
Ямбом можно передать все сложные взрослые чувства - восхищение, любование, благоговение. Ямбом можно давить на жалость, ноя и причитая.
   Но пока Иван не повзрослел, его кличут дома и во дворе исключительно хореем - такой "ямб наоборот" с ударением на первом слоге: "Ваня-Ваня-Ваня". Ещё не так давно это был излюбленный размер детских авторов:
                                 Одеяло убежало, улетела простыня
                                 И подушка, как лягушка, ускакала от меня.
Всё таинственное, причудливое, зыбкое, сказочное также дружит с хореем:
                                  Мчатся тучи, вьются тучи;
                                  Невидимкою луна
                                  Освещает снег летучий;
                                  Мутно небо, ночь мутна.
Возможно, это самый древний из всех размеров. Может быть, когда-то могучий питекантроп стукнул палкой по камню раз, удивился, стукнул два, ухмыльнулся. А потом застучал быстро-быстро: раз-два, раз-два, раз-два:
                                  Чижик-пыжик, где ты был?
Вот так порой и делают великие открытия, играючи.
   Ямб от хорея отличили. Теперь назовём по имени трёхсложники.
Если завести протяжную вечернюю песнь под названием "Ребёнку пора домой", ныне весьма непопулярную, а когда-то регулярно разносившуюся в сумерках над окрестностями: "Ванечка-Ванечка-Ванечка", получим дактиль.Печаль соскучившегося, истомившегося сердца. Вселенская грусть за каждого блуждающего в темноте. Недаром так любил тосковать дактилем русский поэт Н. А.Некрасов:
                               В самом разгаре страда деревенская...
                               Доля ты! -  русская, долюшка женская!
                               Вряд ли труднее сыскать.
И мрачнейший М. Ю. Лермонтов:
                               Тучки небесные, вечные странники!
                               Степью лазурное, цепью жемчужною,
                               Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники,
                               С милого севера в сторону южную.
Воспетые Некрасовым русские женщины не отстают от грустных соотечественников. А.А. Ахматова не отстаёт:
                              Слава тебе, безысходная боль!
                              Умер вчера сероглазый король.
И М.И. Цветаева не отстаёт тоже:
                             Тёмный, прямой и взыскательный взгляд.
                             Взгляд, к обороне готовый.
                             Юные женщины так не глядят.
                             Юная бабушка, кто вы?
У грустящих дактилем, как правило, трёхсложное сердце и трёхсложная душа...
   Если же приговаривать глубоко и темно: "Ванюша-Ванюша-Ванюша", получим амфибрахий - трёхсложник со вторым ударным слогом. Размер-медитация. Его практиковал и Н. Гумилёв:
                             Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
                             И руки особенно тонки, колени обняв...
И конечно же, вездесущее Наше Всё:
                             Сижу за решёткой в темнице сырой,
                             Вскормлённый в неволе орёл молодой...
Амфибрахий - это размер-трагедия, личная или вселенского масштаба. Как в очень страшном стихотворении М.Светлова:
                            Отряд не заметил потери бойца
                            И "Яблочко"-песню допел до конца.
   И, наконец, архаичное "Иоанн-Иоанн-Иоанн" есть анапест. Неторопливое вечное море. Просто другой берег:
                            Ни страны, ни погоста не хочу выбирать.
                            На Васильевский остров я приду умирать...
Всякий узнает И. Бродского. И О. Мандельштама:
                            Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
                            До прожилок, до детских припухлых желёз.
Анапест всегда стремится к горизонту, и он бесконечен.
   Что каждый из нас выберет сегодня? Торжествовать ямбом, лететь хореем, грустить дактилем, медитировать амфибрахием или разливаться анапестом? Трудно сказать.От настроения зависит. Но я точно знаю одно: всё, чем жива человеческая душа, продумано безупречно. И никому не нарушить эту великую гармонию, пока человеку дано творить.
   Иногда 13-летние владельцы айпадов спрашивают меня: "Скажите, а зачем нам всё это нужно?"
И я отвечаю так: "А зачем косточки в яблоке? Гроза в начале мая? Десять пальцев на двух руках?" Если чело их на миг омрачается думой, я снова чувствую, как мудро, как единственно возможно устроен этот прекрасный мир.